Всю ночь я глаз не сомкнула, думала, что лучше: смерть в пятнадцать лет в зубах Великого Змея или жизнь, но со старым мужем, из которого не то что опилки не сыплются, из него уже даже вода не капает – высох от старости весь. Усох, как куст угрюм-лозы.
А наутро меня вызвал в главный Дом родитель единственный и, поглаживая медную бороду, в которой уже отчетливо были видны толстые серебряные нити, сообщил:
– Завтра пойдёшь к старому Куули. Скажешь, что хочешь его в мужья взять. И не спорь. Я так решил.
– Но…
Что «но» я не знала. Нечего мне было возразить, да и папенька припечатал напоследок:
– Дикому васку* нокать будешь, а мне за тебя посланник Сэйми хорошие деньги посулил, если ты на Двор Куули уйдёшь... Приглянулась ты ему чем-то, посланнику-то. Хоть убей, не пойму, чем.
Приглянулась, как же! Я чуть не расплакалась от досады. Королевскому посланнику приглянуться могли только деньги. Ну, ещё рабы, конечно, но деньги – в первую очередь. А кто на Озере готов отдать такие деньги, чтобы даже Сэйми клюнул? Племянник Рэйху, Адо-са-Куули, к которому перейдёт весь Двор, с землями, водами, деньгами и рабами, если дядюшка помрёт до брака или брак консумировать не успеет.
– Всё поняла? – вырвал меня родитель из невесёлых дум, и я обречённо кивнула. Что там Маарит говорила? Потерпишь чуть-чуть, а потом свобода? Ну-ну... Что-то мне подсказывало, что посланник Сэйми просто так деньгами разбрасываться не станет. Да и папенька сверкал хитрым зелёным глазом, сыто и довольно поглаживая густую бороду. Первый признак – ничего хорошего не жди.
Я вздохнула, поплакалась Маарит, помолилась Богам, маменькиным Земным и батюшкиным Водным, моргам посулила мешок сладкой чамуки, если они надоумят меня, как выбраться из той ловушки, в которую меня жизнь загнала. И спать легла, зарёванная и от слёз чумазая.
Не надоумили, не помогли, не поддержали и не оберегли. Потому и вышло так, что семнадцатого средолета, утром рано, ещё до того, как солнце встало, вошли в мою спальню, что я с младшими сёстрами делила, мачеха да Маарит, да ещё пять или шесть баб из Дворни, и в руках они несли длинное красное платье, золотом вышитое да черный, матушкин ещё, джу*.
А вот теперь уже, да, можно рассказать о том, что жених мне достался неважный. Аховый достался мне жених. Да что из пустого в порожнее переливать, достаточно знать, что я у него десятой была, юбилейной, так сказать, однако ни одна из жен Рэйху дочери не подарила, а это о многом говорит.
Маарит рассказывала – а Маарит, была первой сплетницей в Озере, всё знала, всегда и обо всех, – что Рэйху и к мажиням ходил, проверял семя, и у магов консультировался по вопросу порчи, и даже, говорят, жертву Бездонным духам приносил, чтобы благословили его хотя бы одной девкой.
Да видно Бездонным до него не было никакого дела, потому что дочерей ему Боги не дали, а сыновья все как-то растерялись в старых войнах и междоусобицах, и один, кто остался у Рэйху-на-Куули – это не кровный племянник – седьмая вода – Адо-са-Куули. А уж ему-то, Боги ведают почему, Рэйху отдавать Двор категорически не хотел.
– Не пей дурман-воду, – вновь зашипела мне прямо в ухо Маарит, когда я проигнорировала её слова и во второй раз приложилась к кубку. – Там сонное зелье!
А я глаза выпучила, по сторонам оглядываясь, проверяя, не смотрит ли кто в нашу сторону, да и выплюнула всё назад в кубок, до последнего, правда, сестру в мелкой пакости подозревая: ей-то муж дурман-воду пить строго-настрого запретил. Глянула на неё шерхом голодным и прошипела:
– Спятила?
– Я же как лучше хотела! – задрожала обиженным голосом Маарит.