– Как интересно, – ответила Гвендолин, размышляя о докторе Ривзе, который однажды сказал, что она очень красива и что он от нее в восторге.

– Сейчас девушки уже не так стремятся выйти замуж, как во времена нашей молодости, – казалось, Олив забыла о том, что Гвендолин никогда не была замужем, и беспечно продолжала: – Не чувствуют себя ущербными без этого. Брак потерял прежнее значение. Я знаю, что так говорить нехорошо, но, если бы я снова стала молодой, я бы никогда не вышла замуж. А ты?

– Я никогда и не выходила, – строго сказала Гвендолин.

– Совершенно верно, – заявила Олив, будто Гвендолин в этом сомневалась. – Может, ты и правильно сделала.

«Но я бы вышла за Стивена Ривза, – подумала Гвендолин, убирая чашки после ухода Олив, – если бы он попросил меня. Мы были бы счастливы, я бы сделала его счастливым и сбежала бы от отца».

Когда мать Гвендолин умерла и Стивен подписал свидетельство о смерти, он сказал, что если они хотят кремировать миссис Чосер, то нужна подпись еще одного врача. Он собирался попросить своего коллегу зайти к ним.

Он не сказал, что ему нравились чаепития и он будет по ним скучать. Или по ней. Значит, вернется. Возможно, у медиков свои правила, которые запрещают врачам встречаться с родственниками пациентов. Он планировал вернуться после похорон. Или, возможно, хотел прийти на похороны. Гвендолин страшно переживала из-за того, что упустила возможность позвать его. Возможно, и это запрещено этикетом. У отца она спрашивать не решилась.

Доктор Ривз на похороны не пришел. Церемония состоялась в церкви Св. Марка, и, кроме Гвендолин и ее отца, пришли еще трое – кузина миссис Чосер, их набожная прислуга и старый сосед. Поскольку он не пришел на похороны, Гвендолин была уверена, что однажды Стивен Ривз зайдет к ним домой. Возможно, он решил не тревожить скорбящих. В ту неделю она потратила уйму денег и времени на свою внешность. Подстригла и уложила волосы, купила два новых платья, серое и темно-синее, поэкспериментировала с косметикой. Все пользовались косметикой, уделяя особое внимание векам и губам. Впервые в жизни Гвендолин накрасила губы светло-красной помадой и ходила так до тех пор, пока отец не спросил, не обожглась ли она.

Доктор Ривз так никогда и не вернулся.

Третий раз за неделю Микс сидел в своей машине на площади Кэмпден-Хилл, с закрытыми окнами и заведенным двигателем, чтобы работал кондиционер. День выдался теплый, и с каждой минутой становилось все жарче. Он чувствовал себя шпионом, и ему не слишком это нравилось. Частично из-за Джейви. Когда ему было двенадцать, Джейви застал его с биноклем старшего брата и избил за подглядывание. И неважно, что он наблюдал вовсе не за соседкой, а разглядывал мотоцикл, припаркованный у обочины.

Забудь об этом, сказал он себе, выкинь из головы. Он всегда так говорил, когда думал о Джейви, о матери и об их жизни, но так и не смог забыть. Чтение «Жертв Кристи» помогло бы скоротать время, но он боялся увлечься и пропустить Нериссу. Он торчал тут около получаса, не сводя взгляда с ее двери и золотистого «ягуара», стоящего на дороге. Уже несколько раз он видел, как она выходит из дома, но всякий раз она уезжала на лимузине с шофером.

Скоро к нему подойдет инспектор дорожного движения и велит отъехать. Будь у него клиент на Кэмпден-Хилл, было бы легче, но клиента не было. Судя по загорелым мускулистым молодым людям, которые заходили в эти дома, у местных жителей были персональные тренеры. Микс раздумывал, стоит ли ждать – у него несколько вызовов до обеда, – когда к нему в окно постучала какая-то женщина. В одной руке у нее была сигарета, в другой – маленькая собачка в красном ошейнике со сверкающей бляшкой. В этом районе живут одни богачи.