Пассажиры стамбульского рейса с благоприобретенным багажом выстроились в очередь к пункту паспортного контроля.

Человечество придумало отличный способ цивилизованного формирования очередей. Всякий, кто летал на самолетах, этот способ знает. Надлежит поставить стоечки, натянуть ленточку и сформировать длинный лабиринт, чтобы людской поток, многократно извиваясь и двигаясь вдоль ленточки, организованно перемещался в нужном направлении.

Со всеми нашими вещами (на колесиках и на плече) я вступил в извивающийся поток, который неуклонно тек к постам паспортного контроля. Сергей Евчик чуть задержался в местах общего пользования, и я периодически перекатывал в направлении движения наши сумки на колесиках. Поток двигался быстро (по крайней мере, на двух постах кениец и кенийка в форме рассматривали паспорта, снимали отпечатки пальцев, принимали доллары, вклеивали визы). Я внимательно следил за процессом. Дама европейской наружности никак не могла правильно положить пальцы на зеленый экранчик. Четыре пальца правой руки, пожалуйста. Большой палец правой руки. Четыре пальца левой руки, пожалуйста. Большой палец левой руки. Спасибо. Дама повторила процедуру раза три, что у нее там не получалось и сколько у нее было пальцев – для меня осталось неясным. Я закрутил головой – где Евчик? – и увидел Сергея, который, двигаясь поперек ленточки, пересекал поток (sorry!) и протискивался ко мне (точнее, к своей сумке на колесиках). Он делал именно то, в борьбе с чем и был, собственно, сооружен входной лабиринт – шел без очереди! До меня он добрался как раз в тот момент, когда европейская дама наконец завершила шесть (или восемь) попыток оставить в кенийской базе данных отпечатки своих пальцев и покатила тележку с чемоданом на выход. Мы с Сергеем рванули вперед – я к строгой кенийке, а Сергей – к пожилому кенийцу. Я сказал «хай» и протянул паспорт. Кенийка мрачно воззрилась на меня и потребовала снять очки (на фото я был без очков). Я задрал стекла на лоб, кенийка кивнула. Для вклеивания визы хватило пятидесяти долларов и двух конечностей, одна попытка. Одновременно с Сергеем мы вышли из зала.

Напоминаю – мы находились в помещении, напоминавшем спешно переоборудованный грузовой склад. Это ощущение подтвердилось. За дверью был длинный и широкий бетонный навес на редких колоннах, под потолком горели светильники. Внешней стены не было, и там начиналась африканская ночь. В темноте (точнее, в полутемноте) стояло несколько автомашин и автобус. Мимо нас прошла громкая группа русскоязычных женщин, они загрузились в автобус, затарахтел мотор, и они исчезли. Прошла пожилая бледнолицая дама, молодой кениец катил ее тележку с немыслимым количеством чемоданов. Они загрузились в джип, и их тоже не стало. Наступила тишина. Остальные пассажиры нашего рейса пропали бесследно, не проходя мимо нас, и я до сих пор не знаю, куда они делись.

Под навесом стояло несколько пластмассовых столиков и стульев, за одним сидели кенийцы – двое девушек и парень в форме. Видимо, дежурные. В глубине навеса был виден некий своеобычный киоск с привычными во всем мире бутылочками кока-колы, и даже издали было видно, насколько скудным был ассортимент. Мимо прошли еще двое кенийцев с автоматами Калашникова, держа их в руке стволом вниз, указательные пальцы – на спусковых крючках.

Сергей курил, выйдя из-под навеса под беззвездное черное небо.

Нам предстояло вылететь в час дня в Лодвар. На часах было начало пятого.

Издали было видно, что Сергей активно общается с полной негритянкой. Я подошел к ним (подкатив сумки по неровному бетону). Обнаружилось, что нас уговаривают поехать в отель. Недалеко, двадцать минут на машине. Такси сейчас вызовем. Недорого, поспите и вернетесь к своему самолету, d`ont worry, такси вас привезет. Вы же устали, надо отдохнуть!