После этого Джон уснул. Теперь он пытался снова погрузиться в сон, но безуспешно. «Чего собаке неймется?» – подумал он, когда Хейг опять залаял. Где-то отворилась дверь – или это было его воображение? Нет, кто-то крался через холл. «Последний гость поднимается наверх, – подумал Джон, мысленно следуя за невидимым гостем по лестнице. – Любопытно, кто это?» Но человек вместо лестницы приблизился к его двери. Джон рывком сел.

– Только на пять минут, – прозвучал тихий голос лорда Эйвлинга.

Ручка двери повернулась.

– В такой поздний час? – Шепот принадлежал Зене Уайлдинг.

– Хочу, чтобы вы это увидели, – произнес лорд Эйвлинг. – Династия Хань! Подлинник! Две тысячи лет! Дельфт – уже подражание…

Дверь приоткрылась на дюйм-другой и вдруг захлопнулась.

– Нет, нельзя! Как я забыл? Там Фосс!

– Ничего, посмотрю завтра, – сказала Зена Уайлдинг, и Джон уловил в ее голосе облегчение. – Буду предвкушать удовольствие!

– Я вам даже завидую, моя дорогая. Обсудим заодно вашу пьесу. Впрочем, я уже сейчас могу сообщить, что почти принял решение…

– Вы серьезно?

– Это вас осчастливит?

Джон заткнул себе уши – тон лорда Эйвлинга была такой, что он не мог поступить иначе. Посидев минуту, он опустил руки. Оказалось, правда, что он поторопился.

– Прошу вас… Спокойной ночи! – прошептала Зена.

И тишина.

«Это никуда не годится! – огорченно подумал Джон. – Необходимо уснуть! Не иначе, все это мне приснилось». И он зажмурился. Убеждал себя, что не слышит собачьего лая, что наконец-то погружается в сон. Сила убеждения была так велика, что сон взял свое. Только это не был безмятежный сон. Он был полон шагов, шороха зеленого подола Надин. Подол превратился в глубокую шелковую лодку, в которой Джон сначала плыл с Надин, потом с Зеной Уайлдинг, а затем с Эдит Фермой-Джонс. «Мистер Пратт пишет мой портрет, – по-собачьи пролаяла Эдит Фермой-Джонс. – Это отпугнет моих читателей. Я должна уничтожить его!» Картина в раме была за стеклом, на него и обрушился кулак разгневанной писательницы. Стекло треснуло, Джон проснулся от звона и сел.

Он больше не плыл в зеленой шелковой лодке, а сидел на кровати и таращился в темноту. «Неужели мне пригрезилось стекло? – удивился он. – Эдит Фермой-Джонс лаяла тоже во сне?» Через секунду-другую Джон сообразил, что лай был настоящий, потому что прозвучал снова: раз, другой, третий, все дальше и дальше.

Скрипнула дверь. На сей раз лорд Эйвлинг был ни при чем: дверь открывали где-то в другом месте. Скрип донесся через окно. А вскоре Джон услышал женский крик. Кто-то пробежал по холлу. Новые шаги – медленные, осторожные. За ними последовало восклицание.

– Эй! – Это был голос Чейтера.

– Кто здесь?

Второго голоса Джон не узнал, но говорил мужчина.

– Что вы здесь делаете?

– Я, сэр… Я подумал… – Тон внезапно изменился. – Где-то открылась дверь!

– И что?

– Сквозняк, дует…

– Подождите!

Приказ не был выполнен. Недолгую тишину нарушил звук бегущих шагов. Другой мужчина спросил:

– Вы открыли дверь, сэр?

– Я? Конечно нет!

– Тогда позвольте узнать, зачем вы спускались? – В вопросе прозвучал робкий вызов.

– Почему бы не ответить? – отозвался Чейтер после паузы. – Я спустился, поскольку услышал голоса.

– Понимаю, сэр.

– А зачем спустились вы?

– По той же самой причине.

Джон был готов поклясться, что оба лгут.

– Похоже, мы не ошиблись, – произнес Чейтер. – Или у вас есть иное объяснение того, что дверь открыта?

– Я мог забыть запереть ее.

– Это ваша обязанность?

– Да, сэр.

– Как ваше имя?

– Томас, сэр.

– Запомню. Понимаете, Томас, даже незапертая дверь сама собой не открывается.

– Там не в порядке защелка. Дверь могла распахнуться от порыва ветра.