Уже почти рассвело, когда Билли остановилась на этой, не совсем горькой, картине будущего мученичества. Она вздохнула и наконец заснула, обрадовавшись, что приняла решение.

Она радовалась, что сразу сможет ответить Уильяму, когда он заговорит.

Он очень хороший и добрый человек, и она не будет его мучить и станет женой Уильяма.

Несмотря на решительные заверения сестры, что время поговорить с Билли уже пришло, Уильям подождал несколько дней, прежде чем затронуть этот вопрос. Теперь он был далеко не так смел, как во время разговора с Кейт. Ему казалось, как и раньше, что попытки ускорить роман между Билли и Бертрамом могут привести к страшным последствиям. Что бы ни говорила Кейт, он вовсе не видел признаков того, что Билли влюблена в его брата. На самом деле, чем больше он думал об этом, тем больше страшился разговора со своей тезкой.

Что он скажет? Как он найдет слова? Не сможет же он прямо заявить: «Билли, ты не могла бы поторопиться и выйти замуж за Бертрама поскорее, потому что тогда мы сможем поселиться под одной крышей?» Не мог он и сделать предложение за Бертрама – очевидно, его брат мог справиться и сам. А если Билли все-таки не влюблена в Бертрама, что тогда? Может быть, его несвоевременное вмешательство навсегда отвратит ее от Бертрама?

Дело было деликатное, и чем дальше, тем больше Уильям хотел не вмешиваться в него и не слышать тогда слов Кейт. Осознав это, Уильям с ужасом вспомнил заверения Кейт в том, что его слово может сотворить чудо и что пора уже взять судьбу в свои руки. Он решил, что поговорит с Билли, что должен поговорить, но ему придется действовать с осмотрительностью, которая позволит немедленно ретироваться, если его слова не возымеют желаемого эффекта. Он начнет с того, что честно расскажет о своем горе, о том, как он страдал, когда она уехала, и как хочет, чтобы она вернулась, и потом, очень медленно, если это будет к месту, он заговорит о любви Бертрама к ней и о своих надеждах на то, что она осчастливит Бертрама и всю Страту, ответив на его любовь.

Миссис Хартвелл вернулась на Запад прежде, чем Уильям нашел время поговорить с Билли. В соответствии со своими представлениями о том, что для разговоров о любви нужны сумерки и тишина, он ждал, пока не нашел девушку в полном одиночестве на увитой диким виноградом веранде. Он заметил, что она слегка покраснела, когда он сел рядом, и попыталась встать, нервно замахав руками и пробормотав что-то вроде «Я позову тетю Ханну». И тут он решился заговорить.

– Билли, не уходи, – тихо сказал он, притронувшись к ее руке. – Мне нужно кое-что тебе сказать… Я уже давно хотел об этом поговорить.

– Да… конечно, – ответила девушка, падая в кресло. Уильям заметил, что тонкие маленькие ручки дрожат.

Сначала они оба молчали, а потом Уильям тихо заговорил, глядя на горизонт, где еще не угасли отблески заката.

– Билли, я хочу рассказать тебе одну историю. Давным-давно жил-был один человек, у которого был прекрасный дом, молодая жена и крошечный сын. Я не стану перечислять тебе все планы, которые человек строил насчет сына.

Он должен был стать чудесным человеком, может быть, даже великим. Но мальчик умер и унес с собой в могилу все планы. После него остались пустые сердца и огромные пустые комнаты, в которых вечно звучало эхо всхлипов и вздохов. А потом, через несколько лет, молодая жена ушла вслед за ребенком и оставила того человека наедине с болью в сердце и с огромными пустыми комнатами.

Возможно, именно из-за пустоты он вспомнил о своей юношеской страсти к коллекционированию. Он хотел заполнить эти комнаты, чтобы никто больше не слышал всхлипов и вздохов, и он хотел заполнить чем-нибудь свое сердце, смягчить боль в нем.