Тут Билли засмеялась.

– А откуда вам знать, что я не такая, нахал вы этакий? – спросила она.

– Потому что я вас слышал, когда вы были другой.

– Спасибо, – прошептала Билли.

Сирил пожал плечами.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, – сказал он. – Я вас слышал, и дело с концом.

– Когда?

– Это не имеет значения.

Билли молчала, внимательно глядя на него, потом спросила:

– Вы долго стояли на лестнице?

– Что? Ох. – Лицо Сирила вдруг порозовело. – Ну и что? – закончил он довольно зло.

– Ничего, – улыбнулась девушка, – только людям, которые живут в стеклянных домах, не стоит бросать камни.

– Хорошо. Я слушал, – признался он. – Мне понравилось то, что вы играли. Я надеялся, что потом вы сыграете для всех то же самое, но вы не сыграли. Поэтому я пришел послушать вас сегодня.

И снова сердце Билли запело, и опять она разозлилась.

– Думаю, что не сегодня, – сладко сказала она, качнув головой. – Я не в настроении.

Мгновение Сирил хмурился, а потом вдруг лицо его осветила редкая улыбка.

– Я сражен, – сказал он, поднимаясь и проходя к пианино.

Он играл долго, переходя от одной чудесной вещи к другой, и закончил «прекрасной и великолепной» музыкой, которая все звала и звала вперед, музыкой, которую Билли слушала когда-то давно, сидя на лестнице.

– Вот! Теперь вы поиграете для меня? – спросил он, вставая и вопросительно глядя на Билли.

Билли тоже встала. Лицо ее горело, глаза сияли, а губы дрожали. Как всегда, когда музыка Сирила глубоко ее затрагивала.

– Спасибо вам, спасибо, – выдохнула она. – Вы не представляете, сколько это значит для меня.

– Спасибо. Теперь вы точно мне поиграете, – ответил он.

На лице Билли показалась настоящая тревога.

– Но я не могу. Только не то, что вы слышали позавчера! – воскликнула она. – Это была всего лишь импровизация.

Сирил резко развернулся.

– Импровизация? Билли, вы записываете свои импровизации? Хотя бы иногда?

Лицо Билли залила краска.

– Ну… это громко сказано. Разве что иногда, – тихо сказала она.

– Позвольте мне на них посмотреть.

– Нет-нет, я не могу! Только не вы!

И снова лицо Сирила тронула улыбка.

– Билли, пожалуйста, покажите мне свои записи.

Девушка очень медленно подошла к шкафчику, остановившись, умоляюще посмотрела на Сирила, а затем торопливо открыла маленькую дверцу красного дерева и вытащила с полки несколько листов рукописных нот. Она подошла к пианино, держа их за спиной, как застенчивый ребенок – свою первую тетрадь.

– Спасибо, – сказал Сирил, дотянувшись до нот.

Потом он снова сел за пианино и дважды медленно и тщательно сыграл песенку.

– А теперь пойте, – велел он.

Неуверенно, очень тихо, все время делая паузы не в тех местах, где нужно, Билли подчинилась.

– Когда мы захотим продемонстрировать вашу песню, Билли, мы не будем просить вас ее петь, – сухо сказал Сирил, закончив играть.

Билли засмеялась и немедленно залилась краской.

– Когда я захочу продемонстрировать свою песню, я не стану первый раз петь ее вам, – сказала она.

Сирил не ответил. Он снова и снова повторял некоторые пассажи из лежавших перед ним нот.

– Судя по всему, вы зачем-то изучали контрапункт [5], – снисходительно заметил он и спросил: – А где вы взяли слова?

Билли помедлила и покраснела еще сильнее.

– Ну я… – она замолчала и смущенно рассмеялась, – я как маленький мальчик, который сам мастерит себе игрушки. Слова я взяла из головы, там есть материал и на другие песни.

– Интересно, – заметил Сирил. – И много вы уже сочинили?

– Одну… или две.

– Позвольте посмотреть.

– Мне кажется, на сегодня хватит, – смутилась она.

– Нет, если у вас есть еще несколько песенок, мы сможем составить из них очень милый сборник.