Горящие кружева

Этот день с самого утра нельзя было назвать тихим и спокойным – жителей Лютевилля разбудил чёрный зловещий дым. Едкий запах чего-то палёного разлетелся по окрестностям.

Дым гордо заявлял о себе, поднимаясь высоко в облака в сопровождении рваного треска и щелчков. Точно миллиарды гигантских недовольных насекомых вышли на импровизированную войну и уже готовились к нападению, наступая на сухие ветки.

Как выяснилось позже, в этот раз догорало кружевное ателье «Шантильи» на улице Судорога, принадлежащее Леди Адорэбелле Крокус. И загорелось оно ещё в предрассветной темноте.

Оно располагалось в отдельном строении рядом с аптечной лавкой и булочной со свежей ароматной выпечкой.

Запоздавшие бригады пожарных и полиции уже осматривали место происшествия, но спасти здание ателье было уже нельзя.

Почти у самого каменного крыльца, уцелевшего, как и камин с фундаментом, стояла красивая темнокожая женщина, выглядевшая абсолютно потерянной. Смахивая потоком катящиеся по лицу слёзы, она наблюдала за последними оживающими искорками в оседающих угольных руинах, совсем не похожих на её прежние владения. Она будто не замечала зевак, остановившихся посмотреть на пожарище. Словно в ответ на её тихие слезы, внутри обгорающей постройки что-то рухнуло. Из покосившегося окна вылетел чёрный кружевной лоскут, и, мягко догорая в воздухе, рассыпался, не коснувшись земли. Это было прощание.

Сердце Адорэбеллы сжалось.

В это время за её спиной стояли, что-то нашёптывая друг другу, трое с виду обычных незнакомцев в поношенной одежде с взъерошенными волосами. Переговаривались они очень таинственно, приставив ладонь к уху собеседника и прикрыв себе рот, и каждый передавал сказанное следующему.

Тушить было уже нечего, но толпа по-прежнему суетилась: поодаль от сгоревшей постройки возбуждённо кричали маленькие дети; взрослые же стояли с застывшими от досады или удивления лицами, или же тяжело вздыхали и охали, бросая сочувственные взгляды на Леди Адорэбеллу… Но больше всего в толпе было старушек: им некуда было спешить, и они шумно причитали, видимо, считая, что именно так им надлежит выражать своё сочувствие. Ни их фоне очень выделялась молчаливая пожилая женщина. Она была одета не по годам элегантно, и была очень статной. На ней было длинное платье с кружевным бантом, в ушах сверкали серьги – канделябры, абсолютно белые волосы были зачёсаны назад, а губы усердно намазаны сиреневой помадой. Народу было так много, что шепчущихся людей никто не замечал.

Их еле слышные слова – «она или он здесь», или «был/была здесь», разобрать было невозможно, окончательно растворились в необузданном всплеске восхищённых возгласах людей.

Появившаяся из ниоткуда, чудовищно – гигантская тень, заслонившая толпу, погрузила в сумрак и без того отнюдь не солнечный день, заставив даже ребятишек оторваться от своих игр возле аптечной лавки, и запрокинуть голову вверх. По небу свободно плыл, рассекая серые облака, величественный дирижабль бледно-голубого цвета, переливающийся перламутровым блеском, объятый как глобус меридианами и параллелями золотисто-бронзового оттенка, как и вся нижняя часть воздушного судна, похожая на лодку. Накрывая город своей тенью, дирижабль двигался из Лютевилля в столицу.

Как только величественное судно потерялось из виду и последняя, уже невидимая для глаз, искра из последних сил наполнилась огненным светом и потухла, из толпы выскользнула девушка в большой шляпе, почти закрывающей лицо, и в платье с длинным блестящим шлейфом, а за ней скрылся и господин Уилбер Силверсмит, известный владелец фабрик и мануфактур, но, дойдя до угла, они разошлись, и Уилбер направился в сторону пруда, небрежно размахивая перекинутым через руку плащом тёмно-охристого цвета, как огромным парашютом, сливающимся с первыми желтеющими листьями. Девушка же точно растворилась в остатках летящего дыма.