В ноябре мы всегда брали всей фирмой отпуск и ехали куда-нибудь втроем.
– Почему бы нет? – сказал я.
– Значит, решили. А медведей там не будет?
– Медведей? Да ну, они уже в спячку залягут.
Она успокоенно кивнула.
– Ты со мной не поужинаешь сегодня? Тут недалеко хорошими креветками кормят.
– Давай, – сказал я.
Ресторан находился в пяти минутах на такси, посреди тихой жилой улицы. Мы сели за столик, и одетый в черное официант, беззвучно подойдя по кокосовой плетенке, положил перед нами два меню величиной с плавательную доску. Мы заказали два пива до еды.
– Креветки здесь очень вкусные. Их живыми варят.
Я застонал, отхлебывая из кружки.
Некоторое время она вертела тонкими пальцами висевший на шее кулон в форме звезды.
– Если ты сказать чего хочешь, то давай лучше сейчас, пока не принесли, – предложил я. И сразу подумал: лучше бы я этого не говорил. Всегда у меня так.
Она еле заметно улыбнулась. Убирать с лица эту улыбку в четверть сантиметра было делом хлопотным – поэтому улыбка некоторое время оставалась у нее на губах. Ресторан был совершенно пуст – казалось, сейчас мы услышим, как креветки шевелят усами.
– Тебе твоя работа нравится? – спросила она.
– Даже не знаю… Я такими вопросами не задавался… Во всяком случае, неудовлетворенности нет.
– Вот и у меня нет, – сказала она и отпила пива. – Зарплата высокая, ребята вы хорошие, отпуск получаю исправно…
Я молчал. Уж больно давно серьезно никого не выслушивал.
– Но мне ведь только двадцать лет, – продолжала она. – Я не хочу до самого конца вот так…
Разговор прервался, пока нам накрывали на стол.
– Ты еще совсем молодая, – сказал я. – Скоро влюбишься, выйдешь замуж… Жизнь переменится.
– Не переменится, – тихо сказала она, ловко чистя креветку ножом и вилкой. – Никому я не нужна. Так до смерти и буду тараканов ловить, да свитера штопать.
Я вздохнул. Мне вдруг показалось, что я на несколько лет постарел.
– Да брось ты… Вон симпатичная какая! И ноги длинные, и лицо ничего… И креветок чистишь здорово. Все у тебя нормально будет.
Она замолчала, принялась есть креветку. Я последовал ее примеру. Мне вдруг вспомнился распределительный щит на дне водохранилища.
– А когда тебе было двадцать лет, что ты делал?
– Был по уши влюблен.
Шестьдесят девятый. Наш год…
– И что с ней потом стало?
– Расстались.
– Тебе с ней было хорошо?
– Если глядеть издалека, – сказал я, глотая кусок креветки, – что угодно кажется красивым.
Когда мы с ней все доели, ресторан начинал потихоньку заполняться. Звякали ножи и вилки, скрипели стулья. Я заказал кофе, она – тоже кофе и лимонное суфле.
– А сейчас? – спросила она. – Сейчас у тебя кто-нибудь есть?
Немного подумав, я решил не говорить про близняшек.
– Никого нет.
– И тебе не одиноко?
– Привык. Дело тренировки.
– Какой тренировки?
Я закурил и выпустил струйку дыма, целясь на полметра выше ее головы.
– Видишь ли, я под интересной звездой родился. Чего ни захочу, все получаю. Но как только что-нибудь получу, тут же растопчу что-нибудь другое. Понимаешь?
– Немножко…
– Никто не верит, но так оно и есть. Года три назад я это заметил. И решил, что буду теперь стараться ничего не хотеть.
Она покачала головой.
– Ты что, собираешься так прожить всю жизнь?
– Наверное… А как еще никому не мешать?
– Если ты на самом деле так думаешь, – сказала она, – тебе лучше жить в ящике для обуви.
Отлично сказано!
Мы прошлись с ней пешком до станции. В свитере мне было хорошо.
– О’кей, – сказала она. – Попробую как-нибудь дальше.
– Извини, что пользы от меня немного.
– Поговорили, легче стало…
Уезжали мы с одной платформы, но в разные стороны.
– Тебе правда не одиноко? – еще раз спросила она напоследок. Пока я подыскивал достойный ответ, подошел поезд.