– Что за ливень! – сказала она, усаживаясь в машину и нервно оправляя юбку.

– Промокла?

– Немножко.

Я достал с заднего сидения пляжное полотенце, забытое там после бассейна, и подал ей. Она вытерла им лицо, волосы – и вернула мне.

– Я тут недалеко кофе пила, когда полило. Просто наводнение какое-то!

– Зато чуть прохладнее стало.

– Да уж…

Она высунула руку в окно. Между нами что-то было не так. Что-то разладилось с последней встречи.

– Как съездила? – спросил я.

– Да никуда я не ездила. Я тебе наврала.

– Зачем?

– Потом расскажу.

Иногда случается, что я вру.

Последний раз это было в прошлом году.

Врать я очень не люблю. Ложь и молчание – два тяжких греха, которые особенно буйно разрослись в современном человеческом обществе. Мы действительно много лжем – или молчим.

Но с другой стороны, если бы мы круглый год говорили – причем, только правду и ничего кроме правды, – то как знать, может, правда и потеряла бы всю свою ценность…

Осенью прошлого года мы с моей подругой забрались в постель, а потом ужасно проголодались.

– Еда какая-нибудь есть? – спросил я.

– Сейчас поищу, – ответила она.

Встав голой с постели, она открыла холодильник, нашла там старую булку, смастерила сэндвичи с колбасой и листьями салата, приготовила кофе и принесла все это мне. Дело было в октябре, ночи стояли прохладные. Она забралась в постель окоченевшая, как банка консервированного лосося.

– Жаль, горчицы нет…

– Первый класс!

Завернувшись в одеяло и уплетая сэндвичи, мы смотрели по телевизору старый фильм – «Мост через реку Квай»[13].

В самом конце, когда мост взорвали, она застонала.

– Зачем же они его строили, старались? – И она ткнула пальцем в остолбеневшего Алека Гиннесса.

– Это был для них вопрос чести.

– Хм. – С набитым ртом она на некоторое время задумалась о человеческой чести. Так было всегда – что там творилось у нее в голове, я даже вообразить не мог.

– Слушай, а ты меня любишь?

– Конечно.

– И жениться хочешь?

– Что, прямо сейчас?

– Когда-нибудь… Попозже.

– Хочу, конечно.

– Ты мне такого не говорил, пока я сама не спросила.

– Ну, забыл сказать…

– А детей ты сколько хочешь?

– Троих.

– Мальчиков или девочек?

– Двух девочек и мальчика.

Она проглотила кофе с остатками сэндвича и внимательно всмотрелась в мое лицо.

– Врун!

Так она сказала.

Хотя это было и не совсем верно. Покривил душой я только в одном.

Зайдя в маленький ресторан недалеко от порта и слегка перекусив, мы заказали «блади мэри» и бурбон.

– Хочешь узнать правду? – спросила она.

– А вот в прошлом году я анатомировал корову, – сказал я.

– И что?

– Вскрыл ей живот. В желудке оказался ком травы. Я сложил эту траву в полиэтиленовый пакет, принес домой и вывалил на стол. И потом, всякий раз, когда случалась неприятность, смотрел на этот травяной ком и думал: «И зачем это, интересно, корова снова и снова пережевывает вот эту жалкую, противную массу?»

Она усмехнулась, поджала губы и посмотрела на меня.

– Поняла. Ничего не буду говорить.

Я кивнул.

– Только одну вещь хочу спросить. Можно?

– Давай.

– Почему люди умирают?

– Потому что идет эволюция. У отдельных особей слишком мало энергии, поэтому она осуществляется через смену поколений. Хотя это не более чем одна из теорий.

– Она что – и сейчас идет, эта эволюция?

– Понемножку.

– А почему она идет?

– Туг тоже много разных мнений. С определенностью можно утверждать лишь одно: эволюционирует сам Космос. Есть ли у него какая-то цель, направляет ли его чья-то воля – вопросы отдельные. Космос эволюционирует, а мы – всего лишь часть этого процесса.

Я отставил виски, закурил и добавил:

– А откуда для этого берется энергия, никто не знает.