Она начинает возиться с кофемашиной. Всё делает быстро, хотя в движениях заметна нервозность. Наблюдаю за ней - могу себе позволить, особенно сейчас, когда между нами молчание. Наконец ставит передо мной чашку эспрессо. Странно, а я ведь не говорил, что предпочитаю именно его. Сама устраивается напротив, отпивает глоток своего кофе. На меня старается не смотреть.

Нас разделяют только барная стойка и тишина. А меня оглушает вовсе не она, а накрывшее с головой ощущение какой-то безмятежности и спокойствия. Только слышу, как тикают стрелки на часах. И так хорошо становится, будто вернулся туда, откуда ушёл много лет назад - домой.

- Чего Наська тебе поведала? - тихо интересуюсь, принимаясь за кофе. 

- Да ничего. В основном про свинку болтала. Одежду ей сшить хочет. 

Катя улыбается шире, прячет улыбку за новым глотком, и я тоже не выдерживаю и усмехаюсь. 

- И всё?

Улыбка сходит с лица Кати, она смотрит на меня серьёзно. И мне почему-то не по себе. 

- Про маму ещё говорила. Ты не переживай, она нас не спутала. Просто называет меня «другой» мамой.

Мда, легко сказать «не переживай». Только что теперь со всей этой хренью делать - не представляю.  Всё же ясно как дважды-два, почему тогда я вообще себе позволяю какими-то вопросами задаваться? 

- Вообще мне неудобно перед тобой. И перед Вадимом тоже. Сам не знаю, чего в Наську вселилось вдруг. 

При упоминании имени Вадима Катя вздрагивает, но тут же быстро берёт себя в руки. Я цепко слежу за ней - за каждым её жестом и взглядом. За каждым оттенком эмоций. 

- Да ничего страшного. Наоборот, мне приятно с ней время было провести.

- Угу.

Мы молчим некоторое время, я так и продолжаю пить кофе и слушать тишину, сидящая напротив Катя молчит. И кажется, так можно сидеть вечность, по крайней мере, мне до какого-то слепящего отчаяния нужно продлить эти мгновения. 

- Ладно, я Настю сейчас заберу и мы домой поедем. Спасибо за всё. 

В противовес того, что желаю сделать на самом деле, поднимаюсь из-за стойки и вижу в глазах Кати то, что выбивает почву из-под ног. Даже дыхание задерживаю, когда понимаю, что это растерянность, такая острая, будто её накрыло смертельным страхом.

- Может до утра оставишь? А я утром её к тебе привезу, куда скажешь, - выдавливает она из себя. 

И мне очень хочется сделать то, что она просит. И самому остаться тоже хочется. Сидеть вот так часами, говорить ни о чём или просто молчать, но я снова, мать его, делаю совершенно противоположное. Ведь мне нужно всё это прекратить. В эту самую минуту.

- Нет. Я забираю её сейчас и мы едем домой.

Выхожу из кухни быстро, будто боюсь, что вся моя псевдо-уверенность в том, что поступаю правильно, полетит к чертям, если я останусь рядом с Катей хоть на минуту. Настю поднимаю на руки, и она сквозь сон вцепляется в мою футболку. Теперь быстро обуться и уйти - это будет самым разумным. 

Катя распахивает передо мной дверь, я стараюсь не смотреть на Персидскую, хватает и того, что перед мысленным взором - её глаза, полные растерянности. 

- Спасибо, - произношу тихо, выходя из квартиры. И снова - к лестнице, чтобы не стоять и не ждать чёртов лифт. Только от этого ни хрена не легче.

Раз, два, три… десять ступеней. И на каждой - затылком чувствую взгляд Кати, которая смотрит с лестничной клетки в проём на то, как я ухожу. 

***

Долго стою у окна на лестничной клетке и смотрю на закат. Илья уехал минут десять назад. Я не знаю, зачем это делала, но наблюдала за тем, как он выходит из подъезда, как укладывает спящую Настю на заднее сидение в машине, как садится за руль. Не сразу отъезжает, будто бы ему нужна пауза решить уедет он или останется.