- Вадь… ну что ты делаешь, скажи? - Подаюсь к нему и пытаюсь поймать взгляд, который Вадим отводит. - Ведь это же наш с тобой дом. Наш. Даже если мы сейчас с тобой не вместе. И больше никогда не будем. Но там ведь всё твоё и моё.

Последнее, чего желала - выглядеть униженной перед Вадимом. Почему же сейчас чувствую себя именно так? Просящей? Почему простой человеческий разговор между близкими людьми вдруг превратился в унизительную мольбу с моей стороны?

- Ты права, Катя. Это квартира твоя и моя. И если ты это понимаешь тоже, то мы можем обойтись без суда.

- Я не об этом… Я о годах, которые мы там провели. Рядом. Только ты и я. Как ты себе представляешь жизнь там сейчас? Со мной и с… Майей? 

- Люди так живут, ничего страшного. Когда мы утрясём финансовые вопросы и сможем купить что-то более приличное, я продам свою долю. Тебе, если ты ещё не передумаешь.

На его лице появляется улыбка. Наверное, дружелюбная, хотя мне она кажется уродливой, искажающей черты Вадима и превращающей их в подобие восковой маски. Она - как жестокая насмешка над той, кого он пытается добить и считает, что у него это отлично получилось сделать. И наверное, он прав.
У меня больше нет ни сил, ни желания обсуждать, пытаться достучаться и вновь увидеть того мужчину, рядом с которым прожила половину жизни. 

- Хорошо. Значит, встретимся в суде, - киваю я, поднимаясь из кресла и забирая подрагивающими руками сумку с поросёнком. 

- Окей, раз так. Советую найти приличного адвоката. 

Он тоже встаёт из-за стола, провожает меня до двери. Я стараюсь не думать ни о чём, прежде всего о необходимости прямо сейчас начать подыскивать себе сведущего в этих делах человека. Наверное, глупо, но я просто обязана остановиться, чтобы снова сделать глоток спасительного кислорода. 

Когда оказываюсь в приёмной, случается сразу несколько происшествий: с противоположной стороны в неё заходит Илья, на лице которого при виде меня появляется улыбка. Она тут же гаснет, словно он вдруг опомнился. А следом, отстранив рукой папу, вбегает Настя, которая мчится ко мне с радостным воплем:

- Мамочка! Наконец-то! 

Снова вцепляется в ноги, и я прижимаю ребёнка к себе. Мы застываем так на несколько бесконечных секунд. Позади - Вадим, взгляд которого чувствую затылком, перед нами - Илья, по выражению лица которого сложно что-либо сказать. И мы с Настей, обе до боли счастливые от того, что снова вместе. Даже если ненадолго.

3. Часть 1. Отрывок 3

Меня будит протяжный то ли стон, то ли вой. Без труда распознаю в нём ревущую дочь. Вот именно ревущую - белугой, тревожной сиреной, медведем - можно сходу придумать сколько угодно эпитетов. Особенно если ты только что крепко спал, особенно если на часах всего лишь…

- Пять утра! Матерь божья, Настя! Ты в своём уме?

- Ты обещал не ругаться!

Дочь стоит прямо напротив меня и делает вид, что плачет. Я уже научился распознавать, когда ей действительно хреново, а когда она творит то же, что сейчас. Пытается обратить на себя внимание. Закрываю глаза и взываю к своей выдержке, которая в этот прекрасный ранний час держится на волоске. 

- Я не ругаюсь, и мы ложимся спать дальше. Где твой поросёнок?

- Мы его забыли!

- Где?

- У мамы.

Да ежа мне в рот… 

- Так, во-первых, мама тоже ещё спит. Это раз. Два - спим и мы. Поросёнка заберём позже.

- Когда?

- Утром. Но не настолько ранним.

Странно, но Настя вдруг слушается, обегает кровать и юркает под одеяло рядом со мной. Мы раньше часто спали вот так, вместе, когда Тани не стало. 

- Хорошо, я буду ждать. Когда она проснётся?

- Кто?

- Мама. 

Так и хочется сказать всё, что думаю по этому поводу. Выпалить здесь и сейчас, без прикрас. Вернее, с ними - в виде отборного русского. Но она такая маленькая… моя Наська. И ей так нужно верить, что у неё снова появилась мать.