– Тише, тише! Руль! – закричала она, расплескивая из глаз слёзы на сияющее от счастья лицо.

Авиалёт стал заваливаться на одно крыло. Истошно заверещал зуммер. Но Глеб уже прыгнул назад в кресло пилота и выровнял машину. Вперёд он не смотрел, Его влюблённые, и преданные глаза были обращены на Светозару.

– Любой каприз, царица. Я у ваших ног.

– Звезду с небес и красные сафьяновые сапожки, живо – смеясь, распорядилась она.

Глеб хотел сказать – «Вот завтра на космодром и за звездой», но вовремя прикусил губу. Тему расставания нужно было срочно исключить.

Когда авиалёт приземлился в просторном дворе дома Кузьмича, Глеб молнией метнулся к дверям со стороны Светозары, открыл. Взял её на руки. Торжественно ступая, он победно посмотрел на критично улыбающегося дедушку. Затем, горделиво, на любимую.

– Никак беременна? – спросил Кузьмич, подняв седеющую бровь.

«Как!? Как он догадался!?» – восхитился и удивился Глеб.

– Ну, заходите в дом.

Светозара чмокнула Глеба в нос и легко соскочила с его рук, давая понять, – хватит паясничать. Девушка юркнула в низкую дверь, невольно поклонившись и терему и его хозяевам. Глеб последовал за ней.

В доме был не совсем обычный гость. Элекс ТУ-134. Истории этого странного существа можно было бы позавидовать. Несмотря на свою кибернетическую внешность, он всё же был человеком. Из будущего. Из 1 июля 2286 года. Элекс попал в 1991 год, как он утверждал, заменив трёх подростков из 20 века. Он легко позволил себя исследовать американской научной группе, которую возглавлял ученый с русской фамилией Преображенин. Этот шаг аукается до сих пор. Элекс оказался напичкан столь совершенными и смелыми технологиями, что несколько лет подряд Преображенин выдавал на гора одно открытие за другим. Но минуло семьдесят лет. Старого ученого уже нет в живых. Его изобретения принадлежат сыну, который отгородился в лаборатории отца от всего мира. Элекс же связанный договором о неразглашении своих тайн, был предоставлен сам себе. И он все эти годы с удовольствием летал по планете, с неописуемым восторгом рассказывал школьникам и студентам невероятные истории. А пару лет назад крепко-накрепко сдружился с Мирославом Кузьмичом.

Почему? Глеб не знал. Но на всякий случай к элексу относился с опаской.

– О! Светозара! Глеб! – воскликнул элекс густым голосом, с кавказским акцентом и выпустил две летающие видеокамеры размером с горошину. Он вообще любил менять свой голос, подбирая под ситуацию наиболее подходящий – Я пару минут назад был в Австралии. Жара! – он смахнул воображаемую капельку пота с нанолба, и провел манипулятором под мышкой. Его хромированное «лицо» с выпуклыми чёрными рецепторами растянулось в механическом оскале улыбки. Видимо это была шутка. Так элекс демонстрировал, сколь многих физиологических изъянов присущих обычным людям, он лишён.

– «ТУшка», перестань бахвалиться, – одёрнул элекса Мирослав Кузьмич – у нас серьёзный разговор. Наша Светозара беременна.

Элекс сник. Получив бессмертие, он производить потомство не мог.

– А Глеб решил лететь на Луну. Добытчик, ёха-маха! – дедушка внимательно наблюдал за внуком, и тот быстро понял от тяжёлого разговора не уйти.

У Мирослава Кузьмича и Родославы Сергеевной родилось девять детей. Пять дочек и четыре сына. Глеб был первым внуком самого старшего сына Ивана. Первым и пока единственным. Остальные дети Кузьмича обзаводиться семьями почему-то не спешили, чем иногда приводили своего отца в чрезвычайно саркастичное настроение. «Прогрессоры, ёха-маха… Научники безродные и негодные. Бесстыжие должники. Скоро самой младшенькой 35 стукнет, а она на батискафах в океанах никак не наплавается. Ну что за глупости?» – с горечью говорил он в редкие минуты своей иронии смешанной с неприкрытым желанием увидеть, как его дети остепеняться. Мирослав Кузьмич искренне полагал, что каждый мужчина-славянин, обязан отдать долг предкам – выпестовать, минимум, девять детей. Ссылаясь на традиции и космогонию русских, он объяснял Глебу, что рождение, жизнь, смерть процессы вполне управляемые для осознанных людей. При поддержке родичей можно призвать лучшего представителя рода, а чтобы его дух быстро вернулся на помощь из небытия провести обряд после его смерти. Глеб отлично помнил свой разговор с Кузьмичом. «Если дети пойдут, все, конец личной жизни» – убеждал внук деда. «А что это личная жизнь? – ехидно спрашивал дед – «Клубные ржачки с разными девицами? Карьера? Гадь на нижнего смотри в попу вышнему? Нет скажи. Что это? Лежание на диване? Собирание марок? Чемпионат этот твой? Объясни мне старику». Глеб не знал, что ответить деду. Его, Глеба, участие в авиалётных гонках, уступали в важности делу создания семьи и добродетельного потомства. Он представить не мог, как можно сравнивать веселые погони в Алтайских горах с долгом всему роду. Прадеду Кузьме Ивановичу, воевавшему в Афганистане, прапрадеду Ивану Герасимовичу, потерявшему руку на Ленинградском фронте в Великую Отечественную войну и многим другим Седьмицам, жизнь которых расписана в родовой книге. Не дождавшись аргументов от внука, Кузьмич продолжал – «Признайся, внучок. Ты просто ответственности боишься?». Глеб смущённо кивнул. Спорить ему не хотелось ещё по одной причине. После смерти бабушки Родославы Сергеевной дед остро переживал своё одиночество в огромном покинутом детьми тереме. Ни пчёлы и пасека, ни чёрный с магическими глазами кот Василий, ни верный пёс Дружок не могли избавить от этого чувства живого деятельного восьмидесятилетнего Мирослава Кузьмича.