Продолжая рассказывать про Рубинштейна, он отвлекся от дороги, показывая, как тот протирает очки. И задел Мерседес, поворачивавший направо, солнцезащитные козырьки упали нам на колени, а задний бампер с грохотом отвалился. С металлическим скрежетом монстр старшего инспектора остановился.

-Аллилуйя, брат! Господь захотел, что бы мы встретились сегодня!– проорал он набиравшему воздух в бронхи немцу, выскочившему из помятой машины. Сопровождаемый потоком ругательств, господин старший инспектор быстро сунул бампер в багажник и пришпорил свой гибрид пароварки и часов с кукушкой единственным достоинством которого был грустный пластиковый пес, качающий головой под лобовым стеклом.

-Дойчи, такие же м’даки как и прочие, Макс,– заявил он рассматривая страдальца в зеркало заднего вида,– Он пытается записать номер, прикинь? Ну не болван?!

-Совершенно верно, мистер Мобалеку, – подтвердил я, думая о том, что толстяк даст фору Долсону, по части критической философии. Номер, укрепленный на бампере, лежавшем в багажнике, мог пытаться записать лишь форменный идиот.

-Можешь звать меня Моба…. Прикинь, эти олухи продули Вторую мировую, и все равно ездят по всему миру. На их месте я бы сгорел от стыда,– продолжил разговор мой спутник и тут же поставил диагноз,– у них страшные бабы, от этого все проблемы.

Внутренне я ему аплодировал. Долсон плавал совсем мелко.

-Но машины они делают хорошие. Взять хотя бы Драбант нашего Моисея. Он гоняет на нем как помешанный! – я решил не поправлять свое начальство: пусть будет «Драбант», мир все равно состоит из ошибок. Вместо этого я представил подслеповатого Рубинштейна, рассекающего на гэдээровской помойке сделанной из картона и останков Мессершмитта. За раздавленных кур старик, вероятно, платил больше чем я за еду. Лучшим применение этой газонокосилки, был бы цветник или садовый сарай, что выгодно, как с точки зрения денег, так и потраченных на разбирательства с владельцами домашней живности нервных клеток.

Зрелище выходило забавное. И почему он не купил «Релиант»? Сэкономил хотя бы на резине. Неверно истолковав мою улыбку, Моба проговорил:

– Но лучшие машины делает Англия. – тут он принял вид , как будто собрался спеть «Правь Британия»,– возьми хотя бы мою. Классический «Астон- Мартин» я его недавно красил. Ты заметил, как красиво отражаются облака в лаке? С ним шел комплект зимней шипованной резины.

Рассматривая пальмы, растущие вдоль дороги, я сказал, что комплект зимней резины еще никому не мешал. А облака в лаке действительно отражались. Довольный попутчик закурил, бросив руль, ради чахлого огонька спички и сменил тему разговора.

– Так ты из самого Китая. Макс?

– Я из России не из Китая, Моба. Жил в Манчестере пару лет. До этого полгода в Москве.– вся моя жизнь умещалась в паре–тройке строк. Родился –жил –умер.

– Баба есть у тебя?

Я вспомнил Алю. Белые хлопья, сыплющие с темного неба, Темные деревья, люди, снующие вокруг, и Аля в вязанной ромбиками шапке. Она плелась рядом, ее лицо было серо, а глаза пусты.

– Дай мне тысячу, Макс, дай тысячу, – просила она. – Мне очень нужно. Ну, пожалуйста.

Я рылся в карманах, вытягивая смятые бумажки. У меня их немного и на них почему-то была подмигивающая королева. Она хохотала, путаясь в короне. Аля вырвала купюры из рук и исчезла. Шагнула в передоз. Навсегда. Аля, Аленька. Пушистая девочка ромашка. На хмуром. В восемнадцать. Я не видел ее лица, я уже почти все забыл. Зиму, Кемерово, холод , деревья… Все.

-Ну, так что? Есть у тебя баба?

-Нет, Моба. – ответил я. Он хмыкнул и посигналил зазевавшемуся мотоциклисту. Мычание нашего аппарата, заставило того обернуться и показать средний палец.