Проживала Иоланта в высотном доме, на первом этаже которого располагалась та самая парикмахерская, где и произошла судьбоносная встреча мамы с ее единственным на все времена личным мастером.

В нашем ереванском 15-м квартале, где мы и Иоланта жили в соседних домах, горячую воду подавали на несколько часов по четным дням недели, то есть во вторник, четверг и субботу. Это были банные и постирочные дни. В остальные дни мы умывались холодной водой, которая также подавалась строго по графику, поэтому ванна у нас всегда была полна воды – на всякий случай. Вода в ванне стояла необыкновенного голубого цвета. Наши гости из разных краев Советского Союза не верили своим глазам, они подозревали, что мы подкрашиваем воду синькой или что в воде отражается цвет голубых стен. Мы выпускали воду из ванны и на глазах у изумленных гостей набирали из крана полную ванну голубой воды.

– Самая вкусная и чистая вода в мире, – хвастался папа. – Прямо с горных ледников к нам в водопровод стекает.

Гости ахали.

Армяне всегда были очень предприимчивы: в своей однокомнатной квартире Иоланта оборудовала парикмахерский салон. Даже в отсутствие любой воды у Иоланты всегда имелась горячая. За небольшую плату сантехник приварил кран к батарее центрального отопления. К кранику присобачивался шланг, и вот вам, пожалуйста: горячая вода круглые сутки. А охладив горячую воду, получаешь холодную. Правда, вода из батареи не блистала голубизной, как из крана, она была желтой и содержала в себе огромное количество микроэлементов распада труб, то есть ржавчины. Зато как стоял начес из волос, вымытых водой из батареи, – как железобетон. Прическа не ломалась неделю.

Иоланта была из ахпар. Так армяне называют своих соотечественников, переехавших в Армению из других стран, в основном из Ирана, Сирии, Ливана. Иоланта свободно разговаривала на пяти-шести языках, в том числе на арабском и фарси, а ее армянский был чистым и красивым, без заимствований из русского. По-русски она изъяснялась очень смешно.

Иоланта была маленького роста, кособокая: хромала на правую ногу. Ее черные густые волосы были выжжены до состояния «соломенной блондинки», брови выщипаны в ниточку по моде 70-х годов и оставались такими и в 80-е, и в 90-е. Черными от краски пальцами она потрясающе изящным движением выуживала сигарету из пачки и прикуривала от красного лакированного чемоданчика-зажигалки, оставшегося ей от матери. Иоланта презирала перчатки и красила своих клиенток исключительно голыми руками. Мама приносила ей из больницы дефицитные перчатки и умоляла Иоланту пользоваться ими, та благодарила и прятала перчатки в шкаф.

Иоланта жила с маленькой дочерью Мариной. «Был ли муж?» – в детстве меня очень волновал этот вопрос. Меня хлебом не корми – дай, развесив уши, послушать разговоры Иоланты с мамой и ее подругами, но как только разговор заходил о муже, меня выгоняли из комнаты. Если выгнать было некуда, то говорили полунамеками или шепотом. Наивные, думали, я не догадалась, что мужа не было.

Лет через десять плотной дружбы уже не мама ходила к Иоланте, а Иоланта – к маме. Благо все оценили прогресс, и теперь заветные краники были на всех батареях 15-го квартала.

Иоланта четко знала расписание моих родителей, и стоило папе отчалить на работу, как она звонила маме:

– Света-джан, ставь вода на плита, иду тебе красить.

– Иоланта, не приходи, у меня денег нет!

Иоланта кричала в трубку так, что мама вздрагивала и подпрыгивала:

– Света-джан, какой ти плахой. Я на твои деньги пилию. Я хороший краска достал. Звони Роза и Валя.

Мама звонила, прибегали ее неразлучные подруги: Валя из второго подъезда и Роза со второго этажа. Иоланта, не выпуская сигареты изо рта, красила всех в один типовой цвет «махагон». Пока волосы «схватывались» краской, подруги заваривали крепкий армянский кофе, и начинался традиционный перекур.