– Прежде чем сделать первое рассечение, – заговорил опять Клаус, по-прежнему обращаясь к аудитории, как будто и не слышал лысого, – я бы хотел сказать несколько слов о ржавчине. – Он на секунду умолк, вспоминая сведения, вычитанные в книге «Что происходит с влажным металлом», подаренной мамой. – Ржавчина – это красновато-коричневый налет, образующийся на некоторых металлах, когда они окисляются. Окисление, или оксидация, – научный термин, означающий химическую реакцию в случае контакта железа или стали с влагой. – Клаус поднял кверху ржавый нож, показывая публике. Краешком глаза он уловил легкое движение руки Вайолет. – Процесс оксидации неизбежен при краниоэктомии в связи с окислительными процессами в клеточных митохондриях и с косметической демистификацией. – Клаус старался употребить все сложные слова, какие только приходили ему в голову.
– Хлоп! – крикнула Солнышко, и аудитория опять принялась аплодировать, хотя на этот раз не так громко.
– Очень впечатляюще, – проговорил лысый, сердито сверкнув глазами на Клауса поверх маски. – Но, я думаю, этим милым людям весь процесс станет понятнее, когда голова будет уже отрезана.
– Разумеется, – отозвался Клаус. – Но сперва необходимо размягчить позвоночник, чтобы легче было производить отсечение. Медсестра Фло, поскребите шею Ва… то есть Лоре В. Бледотей.
– Есть. – Солнышко улыбнулась, так как поняла, к чему клонит Клаус. Приподнявшись на цыпочки, младшая из Бодлеров несколько раз куснула сестру за шею, рассчитывая, что это разбудит Вайолет. Когда зубы Солнышка начали скрести ей кожу, Вайолет дернулась и прикрыла рот, но и только.
– Ты что творишь? – в бешенстве прошипел крюкастый. – Немедленно делай операцию, а то Маттатиас взбесится.
– Ну разве не замечательно действует медсестра Фло? – обратился Клаус к публике, но в ответ послышалось лишь несколько хлопков и ни одного одобрительного возгласа. Собравшиеся в операционном зале явно устали от объяснений и жаждали видеть наконец саму операцию.
– Я считаю, шея достаточно размягчена, – вмешался лысый. Голос его звучал дружелюбно и профессионально, но глаза буравили детей с явным подозрением. – Приступаем к краниоэктомии.
Клаус кивнул и, сжав обеими руками нож, занес его над своей беспомощной сестрой. Он глядел на неподвижное тело Вайолет и прикидывал в уме, сможет ли он сделать легкий порез на шее, который бы разбудил Вайолет, но не нанес ей вреда. Он взглянул на ржавый клинок, прыгающий в его дрожащих руках, а потом на Солнышко, которая перестала покусывать шею Вайолет и теперь смотрела на брата широко раскрытыми глазами.
– Не могу, – прошептал Клаус и обратил взгляд вверх, к потолку. Там, высоко над ними, висел динамик, которого он не заметил раньше, и это зрелище навело его на кое-какую мысль. – Я не могу этого сделать, – объявил он вслух. Толпа ахнула.
Крюкастый сделал шаг к каталке и протянул к Клаусу мягкую искривленную перчатку. Средний Бодлер увидел острый кончик крюка, прорвавший резину и торчавший, словно морское существо, вылезающее из воды.
– Почему? – тихо спросил крюкастый.
Клаус проглотил комок в горле и сказал, надеясь, что голос его по-прежнему звучит как у настоящего профессионала, а не как у испуганного ребенка:
– Прежде чем я произведу первый надрез, необходимо сделать еще одно – то, что считается главным в нашей больнице.
– И что же это такое? – осведомился лысый. Его маска поехала вниз, потому что он нахмурился и бросил на детей зверский взгляд. Но у Солнышка маска поехала вверх, потому что она заулыбалась, поняв, о чем говорит Клаус.
– Документация! – выкрикнула Солнышко, и, к восторгу Бодлеров, публика снова зааплодировала.