Так я думал, и потому решил, что мужественно выдержу заслуженную взбучку за дерзкое, бестактное поведение, дослушаю ее внимательно и постараюсь, все таки, оставить о себе приятное впечатление, но она вдруг замолчала, прищурилась, слегка откинула назад голову, сделала шаг назад, словно снимала с меня мерку, а потом скрестила руки на груди, поежилась, нервно передернула плечами и тихо спросила:

– Вы не допускаете, что истинное положение дел может сильно отличаться от ваших выводов о них? Все судите о певчих птицах по перьям?

      У меня внутри словно в гонг ударили. Едва сдерживая волнение, я спросил:

– Вы читали записку?

– Что?! – взвизгнула она так громко, что мистер Джанксаллен выскочил из своей каморки и быстрым шагом подошел к нам.

– В чем дело? – мягко поинтересовался он.

      Эмма посмотрела на него нерешительно, но потом ответила:

– Я очевидно не к месту ввернула цитату, которую мистеру… Вы не представились, хотя это невежливо, я ведь назвала свое имя!

– Джадд, меня зовут Джадд. Простите я не хотел быть грубым, просто вы точно повторили содержание записки.

– Это строчка из стихотворения.

– Вот как? Вы не могли бы прочитать его полностью или назвать поэта?

      Теперь лицо Эммы окрасилось смущением.

– Но, я не понимаю, – пробормотала она растерянно, – это мое стихотворение.

– Значит записку писали вы?

– Ничего подобного!

– Это стихотворение опубликовано где-нибудь?

– Нет.

– Как же все это понимать? – спросил я и вытащил из кармана смятый розовый лист. – Вот, может почерк покажется вам знакомым? – протянул я записку антиквару.

– Почерк мне не знаком, но мне кажется я могу объяснить это совпадение, – ответил он и надолго замолчал.

– Ну же! – воскликнули я и Эмма одновременно.

– Стихотворение опубликовал я, – прохрипел он, а затем, откашлявшись, добавил: – Точнее, когда-то я выгравировал несколько строк на обратной стороне основания статуэтки, которую долго не мог продать и вскоре после этого ее купили, – он опустил голову и снова замолчал, как будто с непривычки, так долго говорить, устал и ему требовалась передышка.

– Кто купил статуэтку? – спросил я и стал ждать подтверждения своей догадки.

Светловолосый каланча из яхт-клуба представлялся мне уже конченным злодеем и я готов был отменить план разведки и вступить с ним в рукопашный бой, набить эту наглую рожу, но мистер Джанксаллен снял паузу и пробасил:

– Ее купила пожилая дама. Давно. Это все, что мы можем вам сообщить. Вам пора.

      Мне действительно пора было уходить, я чувствовал, что сегодня  уже ничего не удастся от них узнать, но я попросил записать мой телефон и позвонить, если кто-нибудь из них вспомнить то, о чем забыл сейчас рассказать. Они оба поспешно, с облегчением и нетерпением согласились.

       Я вышел на улицу и позвонил Вилфорду.  Мы договорились о встрече в пабе и я поспешил к автомобилю. Мне не терпелось все ему рассказать.

– Нам не хватало пожилой дамы для ясности, – подытожил мой рассказ Вилф. – Послушай, антиквары ведь должны вести какой-нибудь учет, записывать покупателей?

– Я подумал об этом, но решил, что Джанксаллен откажется сообщать имя женщины и потому даже не пытался, к тому же, я впал в странное, несвойственное мне состояние крайней ажитации, вел себя дерзко, а потом чувствовал неловкость и стыд. Да и с момента покупки прошло несколько лет, женщина была пожилая… Черт, я слышал это четверостишье раньше и видел эту статуэтку! – воскликнул я и ощутил как от живота к горлу, к вискам и обратно циркулируют недоумение, воспоминания, домыслы, насыщая мою кровь подозрениями и страхом, от чего наступило состояние легкой контузии, длящееся неуловимое мгновение, но имеющее длительные последствия в виде тягостных размышлений, упаднического  настроения и раздражительности.