– Хорошие виды, не правда ли?! – знакомый голос вывел из медитации.

Рабр вздрогнул от неожиданности и повернулся. Говоривший сидел в двух шагах от него в таком же плетёном кресле, небрежно закинув нога на ногу, в пыльных ботфортах с широкими голенищами, свободной белой рубахе, небрежно заправленной в широкий пояс, на котором висела шпага с рукоятью, украшенной драгоценными камнями. Шляпа с широкими полями наполовину прикрывала лицо, но Рабру было достаточно услышать знакомый с детства голос, чтобы с радостью узнать человека, сидящего рядом.

– Пейзаж просто чудо, – ответил Рабр.

– Где мы? – спросил он у деда.

– Тут важнее когда, а не где, – ответил тот.

Лягушки, как будто желая заполнить возникшую паузу, запели свои серенады. Именно запели, мой музыкально образованный читатель; сколько любви и страсти в этих песнях, и, если сравнивать серенады лягушек с теми звуками, которые в муках извлекают из себя многие современные певцы, я голосую за лягушек!

– Однажды, когда я жил в мире, – продолжил дедушка, – в котором давно не верят в чудо, и оно, потоптавшись в прихожей ушло. Где всё подчинено определённым законам бытия, где железных коней кормят соком, текущим из земли, где люди живут в домах со множеством ярусов, похожих на муравейники. Живут так плотно, что почти не замечают друг друга, ходят, уткнувшись во что-то типа маленьких книжек с яркими картинками. Так вот, жил я, значит, на девятом ярусе такого дома один в небольшой комнатушке, совмещённой с кухней. Молод и холост я был тогда, энергия била через край. Ооо, что это были за времена! Руки до сих пор помнят, до мозолей! Я ведь тогда увлекался резьбой по дереву и абсолютно не тяготился одиночеством. Пробовал ходить на так называемую  работу – занятие, скажу тебе, внук, наискучнейшее. Так вот, пришёл я как-то вечером с этой самой работы, помылся и собрался отужинать. Налил чая и жду, значит, когда пена осядет. Вдруг тихий стук в окно, я сразу решил –  показалось. А сам сижу, смотрю, как корова на воздушный шар, большими грустными глазами. Ярус-то девятый, до земли очень далеко. Думаю, ну всё, начало мерещиться всякое, с крепким чаем нужно завязывать. Через короткое время снова, так же не громко, но настойчиво кто-то постучал. На негнущихся ногах подхожу к окну, открываю, а там комар, видимо очень образованный и культурный.

– Значится так, мол, и так, – говорит он мне, – извините, пожалуйста, не сильно ли вас, сударь, побеспокоит то обстоятельство, что я тихонько сдохну у вас на подоконнике?

– Я, конечно же, разрешил, а как отказать, если вас так культурно о чём-то просят…

Дедушка замолчал и многозначительно посмотрел на Рабра. Лягушки взяли антракт, и пространство вокруг всё больше стало наполняться еле различимыми звуками. Издалека доносился чуть слышный колокольный звон, мычание коров и еле уловимый, нарастающий с каждой минутой, гул.

– Так чем же закончилась история? – спросил Рабр у деда.

– Комар умер, – ответил дед и задумался о чём-то своём, смотря на реку.

Из-за лесной опушки появился источник нарастающего шума. Это была толпа разъярённых крестьян, вооруженных вилами, и они уверенным шагом направлялись к нашим знакомым.

– Так в чём же смысл истории? – прервал раздумья деда Рабр.

– А смысл в том, что с чаепитиями было покончено, я женился на твоей бабушке, и через короткое время на моей голове появился первый седой волос. Сейчас мы находимся во Франции, а эти идущие к нам милые господа – крестьяне, которые пытаются свергнуть своих господ, и нам, думаю, пора удалиться, – сказал дед и запрыгнул в седло пасшейся неподалеку лошади.