Им ответило немного невпопад сразу два знакомых голоса.
На обоих кораблях в рубке был свой Златович.
– Мичман, слушайте внимательно, прекратите выполнять команды станции и самостоятельно уводите борт на парковочную гало-орбиту, как советовал адмирал. Повторяю, немедленно прекратите выполнять команды станции!
С этими словами советник Е замахал посланнику Чжану руками и выпучил глаза, мол, продолжайте тут с ними, только не обрывайте связь, после чего пулей выскочил через люк в направлении центральной галереи.
– Советник, что вы такое устраиваете? Советник?
Оставшийся в одиночестве Чжан Фэнань не верил своим ушам. В канале звучал его, посланника, собственный недовольный голос.
Судорожным движением оборвав канал экстренной связи, Чжан Фэнань словно в каком-то ступоре уставился на собственную ладонь. Та буквально тряслась будто бы от страха. Но ничего подобного сам посланник в себе не ощущал. Скорее некую степень чрезмерного, блокирующего базовую моторику недоумения.
Его предупреждали, что этот рейс не будет простым.
Санжэнь предупреждал.
Они назначили тогда встречу на верхней палубе орбитального лифта, с видом на пустоту.
Верхние палубы традиционно не предназначены для подобных встреч. Обращённые в никуда, они не привлекают ценителей праздной рекреации – глядя в глубины чёрного ничто начинаешь остро чувствовать собственную ничтожность перед величием холодного пространства. На его фоне все твои богатые одежды и все твои знатные регалии – пыль у ног. Мимолётная печаль глупого существа, даже не подозревающего всю степень собственной ничтожности.
Это на нижних палубах, развалясь в удобном кресле, с видом на голубую линзу медленно скользящей внизу Янсин, можно воображать себя величайшим из великих. Глядя на скользящий внизу мир, так легко ошибиться. Но на верхних палубах, среди голых металлполимерных стен с совершенной чернотой за иллюминатором даже самый самоуверенный индивид становится куда податливее по части мрачных предсказаний.
Санжэнь же по этой части не желал скромничать.
Это только начало, твердил он. Все тревоги, несуразности и препоны, сопровождавшие этот рейс, они неспроста. И начинал при этом смотреть как бы сквозь тебя, изображая при этом дурную многозначительность.
Посланник, привычный к разнообразию человеческих существ в галактике, не был склонен повторять традиционные для никогда не покидавших Янсин экзофобные байки про санжэней, но подобные разговоры требовали от Чжана Фэнаня всего доступного ему долготерпения, а его у него всегда было не шибко. Высокий статус в планетарной корпоративной структуре «Янгуан Цзитуань» позволял от окружающих исключительно требовать искомого результата, и уж точно не предполагал способности выслушивать чужие мнения, если, конечно, это было не ценное мнение непосредственного начальства.
В тот же раз они разве что не орали друг на друга. В очередной раз вспылив, посланник Чжан снова задавался вопросом, зачем он вообще слушает этого санжэня, но тут же успокаивался, вспоминая.
Санжэнь этот, невесть откуда нарисовавшийся, был кладезем космической премудрости. Он знал о Барьере всё. Детали устройства бакенов Цепи, особенности взаимоотношений Конклава и Адмиралтейства, нюансы того самого финнеанского мятежа. Санжэнь временами даже намекал на ту роль, которая в этом всём досталась летящим и ирнам, но тут же замолкал, стоило начать у него выспрашивать детали, чем тотчас вызывал в посланнике новый приступ гнева и так по кругу.
Этот нелепый старик со своими обезьяньими морщинами выглядел ярморочным обманщиком, но для такового слишком много знал. И слишком мало говорил, ограничиваясь намёками и разговаривая притчами.