Такого рода притязания могли представлять опасность для иудейских иерархов. Брюс М. Мецгер писал по поводу исповедания Иисуса о Себе как о Сыне Божием: «За это высокое притязание Иисус был осужден на смерть теми, кто считал Его виновным в кощунстве (Мк. 14:61—64). Пожалуй, во всех учениях, приписываемых Иисусу, нет элемента, чья аутентичность не была бы столь очевидна: иначе просто невозможно объяснить ожесточенную и злобную враждебность, с которой Его преследовали до смерти».

Между тем, есть немало серьезных ученых, которые в процессе анализа синоптических Евангелий пришли к выводу, что во времена земной жизни Иисуса Его никто не приравнивал к Богу и что понятия «Бог» и «Сын Божий» не были в то время тождественными. И. С. Свенцицкая в своем послесловии к книге Дж. Кармайкла обратила внимание на рассуждения этого автора о том, что даже апостол Павел не отождествлял Яхве с Иисусом и проводит между ними «осторожное различие»50. Лишь из Евангелия от Иоанна, написанного позже, следует, что Иисус еще до суда открыто говорил о Своем единосущии с Отцом (Ин. 8:25, 42, 58; 10:30; 14:9).

Представление Мессии и Бога в неразрывном единстве, как это и было позже принято в христианстве, вероятно, могло явиться основанием для предъявления Иисусу (как Человеку) обвинений в посягательстве на основы иудейской религии. А конкретно – в идолопоклонстве. Возможно, по этой причине Он не объявлял себя Мессией публично и практически никому не говорил открыто о Своей мессианской роли. Причем, роли необычной по тогдашним представлениям. Исследователь не может сбрасывать это обстоятельство со счетов. Бог, о котором говорил Иисус, и с которым каким-то образом был неразрывно связан, как уже сказано, мог ассоциироваться с «богом иным». А поклонение такому богу Тора относила к числу самых тяжких и наиболее опасных преступлений, именуемых идолопоклонством и богохульством. Поэтому нельзя исключать, что деяния Иисуса (например, отпущение грехов) и Его слова (например, «Я и Отец одно»), могли быть расценены как Его необоснованные притязания на мессианский (и даже более высокий) статус.

Вряд ли стоит сомневаться в том, что информацию об этих словах и делах кто-то мог донести до ушей первосвященников. Какие-то слухи о претензиях Иисуса на единосущие с Богом-Отцом, наверняка, стали им известны еще до суда. Иоанн пишет: «И еще более искали убить Его Иудеи за то, что Он не только нарушал субботу, но и Отцом Своим называл Бога, делая Себя равным Богу» (Ин. 5:18).

Об ином понимании Бога

Кажется очевидным, что еврейский Бог Яхве и христианский Бог-Отец – это один и тот же Бог. Сам Иисус, раскрывая смысл первой из всех заповедей, говорил: «Господь Бог наш есть Господь единый» (Мк. 12:29). Ориген писал: «Иисус есть Сын Того же Самого Бога, который даровал закон (Моисею) и послал пророков»51. И все же с самого начала иудейско-христианского противостояния этот Бог понимался по-разному. Он так и не стал единым для большинства иудеев и христиан. Еще первомученик Стефан высказал в суде мысль о конце ветхозаветной эпохи и, по сути, обвинил иудеев в измене истинному Богу и идолопоклонстве.

Многие полагают, что основания для иного понимания Бога дал Сам Иисус. Оно существенно отличалось от того понимания, которое укоренилось в тогдашнем иудейском обществе, воспринимавшем Яхве как исключительно национального Бога. Причем, единого и единственного. Т. Моммзен отмечал, что «никакой другой бог не был с самого начала настолько богом лишь своего народа, как Яхве, и ни один бог не оставался всегда таковым, независимо ни от времени, ни от места»