Топот резвых ног раздался в темноте. Он кружился где-то над головой, поднимаясь выше и выше, и становясь оттого еще громче, преумноженный эхом. Фонарик мерцал на высоте, взглядом которую не охватить вовсе. Лестницы, лестницы, без дверей, без окон, выглаженные пальцами невидимые во тьме перила, забитые, замазанные напрочь стены.

– Сто восемь, сто девять… Сто пятьдесят четыре… двести пять.

Связка огромных ключей на поясе тянула мальчика к полу, отчего он хромал, но поднимался всё выше, лишь замедляя шаг.

– Четыреста семнадцать… пятьсот сорок.

Мальчик сел на ступени, переводя дух, и поставил фонарь рядом с собой. Пламя тревожно задергалось.

– Ты чего? – спросил мальчик у огня. – Не трясись так.

Дышалось все ещё тяжело, но, непонятно откуда, сюда проникала свежесть. Видимо, давно замазанное окно где-то рядом. Мальчик принялся ковырять высохшую глину. Она забивалась под ногти, но легко отковыривалась. Чем дальше копали грязные пальцы, тем холоднее становилась глина, перемешанная с опилками. Все. Дальше не идёт. Мальчик убрал палец и застыл с улыбкой на лице.

Он придвинулся и припал к стене, на которой засияло отколупанное пятнышко. Оно светилось ровным сиреневым светом, немного тусклым, но достаточным, чтоб осветить старую лестницу. На разбитых губах засияла улыбка. Он смотрел туда, где свет, и ему чудились нескончаемые узоры, как на длинных юбках тех женщин, которых он изредка видит наверху, когда солдат нет, и можно выйти в коридор. Там можно много чего увидеть, в бесконечных пустых залах. Только эти светящиеся узоры еще лучше. Сдвинешься – и рисунок тут же другой, ещё чудеснее прежнего. Хоть бы это не было чем-то постыдным! Мальчика охватил страх, что подглядывать за такой красотой ему вовсе нельзя.

Ему даже не захотелось сегодня прятаться до ночи наверху, чтоб, когда все спят, гулять по пустым коридорам, залам, садам с подвесными мостами и качелями, может быть, даже искупаться в том прекрасном крохотном пруду, с которого открывается вид на холмы и долину, будто ты – огромная птица и летишь, оглядывая свои успокоенные ночью владения.