,,,

Власть – грязная ноша. И не от того, что она таковой является, а от того, что ей, как правило, завладевают порочные люди.

,,,

Она была не столько женственной, сколько дамственной.

,,,

Встречаются двое знакомых. Один другому: «Слышал, ты на филфак воткнулся?» – «Да», – отвечает тот. «Ну и как?» – спрашивает первый. – «Чижало учиться». – отвечает.

,,,

Выпало три дня выходных. Делать нечего. Смотрю, и другим тоже. Шляются, где попало. Выпивают. В подъездах мочатся. Сквернословят. Смотрел я, смотрел на это – с тоски удавиться можно от такой картинки… все шляются, выпивают, в подъездах того… эх, не сбегать ли за бутылкой!

,,,

Я робко зашёл в приёмную. Волнуюсь страшно, к начальству ведь – крупному. Спрашиваю у секретарши:

– А начальник тута?

А она:

– Не тута, а у себя. Проходите.

Зашёл, Стою. Губы пересохли. Шнурки на ботинках развязались от страха. Смотрю, действительно, он того… у себя, да только, видать, не в себе – дутый какой-то, ещё хмурый и важный. С лысиной по всей голове.

Я покашлял. Он посмотрел на меня так, словно я ещё год назад был приговорён к расстрелу, но почему-то оказался живым.

– Вам чего? – строго спросил он.

– Я, -говорю, – Вам, Вами… того… тут… с Вами… – и от страха отбил два поклона.

– Ну-ну, – сказал начальник, – не стоит. Вы лучше идите, идите на фиг. Ходят тут всякие.

– Я, -говорю, – не всякий. Ммместный я… Ваше,.. Вашими…

Смотрю: начальник начал постепенно выходить из себя, а когда полностью вышел, то заорал по-страшному.

– Во-о-он! Во-о-он!

Я стал бормоча пятиться к двери:

– Вам!.. Ваше… Васи… Вас… Вас…

,,,

Это нужно было видеть: дело в Сибири – мороз и ветер, а Гаврилов Иван в стельку пьяный, аж из ноздри горячая сопля течёт. Она могла бы самостоятельно, с достоинством капнуть на башмак хозяина, но ветер-подлец и мороз-мерзавец выбили её из привычной колеи. Они хлёстко разметали её голубыми росчерками по необъятной и красной физии Гаврилова. И всё бы ничего, но он лез ко всем целоваться, по-русски – троекратно…