– У меня мурашки по коже бегут, когда я представляю, что это задумка композитора наверно имела место быть в реальной жизни, – воскликнула Регина в гримерной, обращаясь к своей подруге, исполнительницы партии Джованны, наставницы девушки.

– Меня содержание совсем не волнует. Устарелая редакция к нашей жизни никак не относится. Думаю, зря выбрали такую трагедию. Есть же что-то современнее, – кладя руку на плечо Регины, посочувствовала Виолетта. – Мое имя тоже числится в оперном репертуаре.

– Космические трагедии давно нам надоели, но при всех затратах, мы могли бы спеть даже драму «Орфей спускается в ад» Уильямса, – Регина вспомнила спектакль, виденный ей по мобильному гаджету несколько дней назад.

– В репертуаре уже есть опера восемнадцатого века «Орфей и Эвридика» Глюка на три роли. Тоска несусветная. Когда-нибудь будет у нас конкурс, мы выполним все наши обязательства перед дирижером оркестра. А пока будем довольствоваться тем, что имеем в наличии.

– У тебя с ним роман?

– Что-то в этом роде. Мы предпочитаем не распространяться на эту тему с нашими статистами и кордебалетом.

– Ты хотела бы поменяться со мной партией? – спросила Регина у завистливой и ревнивой подруги, заканчивающей снимать грим около зеркала.

– Почему нет? А ты?

– Все в наших силах, но на все надо время и терпение, – мудро заметила принцесса вместо прощания, направляясь к выходу из костюмерной. Девушки переоделись в свои каждодневные костюмы. Они расстались с чувством удовлетворения, что успешно закончилась репетиция, ни одни клон не пострадал, когда передвигали декорации. Те периодически выбрасывались из окон в надежде выйти из состояния транса, в котором постоянно находились после очередной порции допинга.

– Дождался. Вижу, ты на подъеме, – стоявший у служебного выхода из театра, Габриель похвалил Регину.

– Как твои успехи? Привел в порядок операционную систему и координацию импульсов моего электромобиля?

– Все в полном порядке. Можешь садиться за руль, – ответил Габриель, пропуская Регину вперед, наблюдая, как она легко уселась на переднее сиденье и стала тестировать двигатель – набор проводов, подключенных к электрозарядному устройству.

Сам он тоже сел рядом.

– Кажется все хорошо. Спасибо, – лаконично сказала девушка, не желающая мириться с одиночеством. Они отъехали на несколько метров. Внезапно до них донеслись оглушительные крики:

– Долой главного режиссера!

– Да здравствует свобода!

– Долой дирижера!

– Мы сами сможем поставить спектакль и выйдем на мировой уровень, чтобы заработать миллионы долларов!

– Солистов за сцену! – скандировали клоны. Они устроили забастовку, решив одномоментно покончить со своим прошлым, чтобы доказать всем безработным, что рабочие места открыты для всех желающих.

– Опять они бастуют, – сказала Регина, переживая за свою подругу, которая задержалась в фойе, дожидаясь такси.

Сумрачное, ночное, городское освещение требовало увеличения количества электростанций, усиления мощности.

– У вас так происходят целевые разборки с персоналом? – спросил Габриель, который не привык к неповиновению, а всегда действовал по инструкции.

– Да, у клонов свои требования. Они работают за отгулы. Деньги им не платят, чтобы ограничить свободу.

– У нас на аэродроме точно также, но световые рамки мы не контролируем, а переустанавливаем кадровые, нейтронные изоляторы, куда стекаются все клоны в поиске места обитания.

– Сделан специальный отстойник для них? – спросила Регина, полностью, внутренне, опустошенная после репетиции.

– Что-то вроде этого. Там есть средства связи. Они могут высказать свое мнение или отправить любое сообщение наверх.