Настя слушала Олю, сочувственно кивала головой. Очень хотелось поделиться своими переживаниями с подругой, но что они есть по сравнению с Олиными трудностями? Как бы мама сейчас сказала – кому морковка сладка, кому жемчуг мелок…

– Ой, что я все о себе да о себе… – вдруг спохватилась Оля, глянув на Настю. – Как у тебя-то дела, расскажи? Мы ж с тобой давно не виделись, совсем забыла меня со своей любовью… Давай все-все мне рассказывай… Вы уже целовались, да?

– Да, Оль. И не только.

– В каком смысле?

Оля обернулась от плиты, где перемешивала томящиеся в подсолнечном масле овощи, да так и застыла с ложкой наперевес, в ожидании глядя на подругу.

– В самом прямом смысле и есть, Оль… – улыбнулась ей Настя и вздохнула счастливо, и снова улыбнулась. – Если б ты знала, как я его люблю… Какой он… Даже рассказать не могу, да это и невозможно словами сказать… Я так счастлива, Оль… Так счастлива…

– А он?

– А что он? Тоже меня любит, конечно.

– Но ведь он уедет…

– Да знаю, знаю! Мы уже говорили с ним об этом. Через год я в институт поступлю, и мы снова будем вместе. Может, и на зимние каникулы к нему съезжу… Там видно будет…

Мысль о зимних каникулах только что пришла ей в голову и показалась очень удачной. Почему бы и впрямь не поехать?

– А как ты поедешь? Тебя ж не отпустят… Да и где в городе жить станешь? У вас там родственников вроде нет…

– Ну, можно и в гостинице… Да что об этом сейчас говорить, ближе к делу что-нибудь придумается! Или Никита что-нибудь придумает… Я ему верю, Оль… Он любит меня! Любит!

– Хм… Ты так это сейчас говоришь, будто сама себя убедить пытаешься.

– Нет! Нет, конечно! Еще чего! Просто я точно знаю, что любит! И я его люблю! Ты что, мне не веришь?

– Верю, верю всякому зверю… А ты не боишься, Насть? Ну, то есть… Я хочу сказать… Залететь не боишься? Помнишь, как Танька Васильева в восьмом классе залетела, какой переполох был…

– Да ну тебя, Оль… Вечно как скажешь, хоть стой, хоть падай… – легкомысленно произнесла Настя и даже хохотнула коротко, отводя глаза.

И сама вдруг услышала, какой испуганный и неловкий хохоток вышел. Совсем неуверенный. А в следующую секунду и холодок пробежал по спине, и мысли побежали в обратную сторону, напрягая память, и нехитрый расчет вдруг сам по себе выстроился в голове…

О боже! Как ей это раньше в голову не могло прийти? Ведь точно, задержка две недели уже… Какая же она идиотка, господи! Так влюбилась, совсем голову потеряла! Боже, как страшно-то… Что же теперь будет…

Рука с ножом дрогнула, и лезвие прошлось по фаланге большого пальца. Сильно прошлось, кровь широко брызнула на мелко нарезанную капусту, и Оля вскрикнула испуганно:

– Ой, да ты что! Как ты так, Настька! Погоди, не шевели рукой, я сейчас перебинтую… Надо еще йодом намазать, или зеленкой… Погоди, я быстро…

Пока Оля возилась с ее пальцем, Настя немного пришла в себя от испуга. То есть сумела ухватиться за спасительную надежду – может, и зря она паникует? Может, еще и нет ничего, просто задержка… Бывает же…

– Ты чего такая бледная, Настька, крови испугалась? – озабоченно спросила Оля, глянув ей в лицо. – Может, нашатыря дать?

– Нет, не надо нашатыря… Я и впрямь испугалась немного… А вдруг я… Вдруг я и правда залетела, Оль? У меня задержка две недели…

– Ой, Настька… Да ты что… – тихо залепетала Оля, прикрывая рот ладонями. – Да ты что, Настька, не дай бог… Мать же убьет тебя… И Никиту твоего в тюрьму посадит… Ты же это… Вроде как несовершеннолетняя…

– Ой, да может, еще и нет ничего, Оль? Может, просто задержка? Я же не знаю…

– Так надо точно узнать, Насть! Чего догадками мучиться?