Время ещё близилось к полудню и я, постановив себе не терять здесь ни минуты, тут же закинул в сумку тетрадку – заносить в неё каждую обнаруженную школу с адресом и ориентирами – и вышел на «поле действий»… но сперва – к причалу.

Говорят, преступники, рано или поздно, возвращаются на место своего преступления, их неодолимо тянет снова увидеть, как выглядит это место, и удостовериться, что ли, что всё «было на самом деле». Я ли не преступник – загубить в одночасье драгоценно зацветшее своё и её – наше, рождённое в нас каждом, но неразделимо! Цепким взглядом я словно обнюхивал каждую малейшую деталь, что составляла тогда обстановку ухода её. И будто приходил в себя, после Москвы особенно ясно сознавая то, что здесь получилось: «Вот, что ты наделал!..»

К чугунному парапету стенки причала вольно сбежалась налегке группка старшеклассниц, оглашая причальную площадку оживлёнными репликами, – должно быть, вышли на перемене прогуляться. Значит, школа тут где-то рядом.

Я встрепенулся. Время, по моим прикидкам, подходило к концу первой смены – как раз эту школу подоспею проверить. Искать не пришлось: на площади за вокзалом разбредались по домам ребятишки младших классов, размахивая портфелями, ранцами, – и откуда они тянулись подсказывало, куда идти мне. Вскоре, за ближайшими к площади домами, во дворе я обнаружил и самую школу со спортивной площадкой необычно перед фасадом. С краю площадки, у призаборных кустов, кучками стояли в трико и майках рослые девчонки, поодаль пасовались мячом ребята в ожидании урока физкультуры. Сразу пересмотрел всех этих девчонок, затем встал в стороне от калитки школьного забора и всё внимание – как из неё высыпала уже отучившаяся детвора.

И вот первое, чего даже предположить я не мог, когда представлял себе это в Москве: чем дольше я стоял у школы, тем сильнее чувствовал неудобство своего положения – оттого, как оно может показаться со стороны. В самом деле, что за странный обросший тип с бородой, с сумкой через плечо? – стоит и глазеет на всех, кто выходит из калитки, да ещё то и дело озирается по сторонам! Кого он тут высматривает?.. Правда, никто, как будто бы, не наблюдал за мной, и всё же не оставляло ощущение, что я привлекаю чьё-то прищуренное внимание. «А может, я жду свою дочку-первоклассницу! Кому какое дело! – вскипал оградительный протест. – Нет, это надо перебороть, подавить в себе!» И ещё одно в этой пробной проверке мелькнуло: а вдруг не узнаю или прогляжу! Ну, «не узнаю» – положим, исключено. А вот смотреть надо, конечно, в оба, и чуть в ком сходство – тут же идти следом и всматриваться. В сущности, гораздо больше это первое стояние обнадёжило меня. В чём я уверялся, живя и крепясь мыслями об этом в Москве, теперь дало силу яви: да, именно это и ничто другое, – разумное, ощутимо реальное.

Как только поток выходящих из калитки иссяк, я решил сразу заняться поисками школ – и начать, естественно, тут же, в районе Речного вокзала.

Энтузиазм и весёлость, с какими я собирался к отъезду в Москве, здесь придали мне силы необыкновенные. Я носился по улицам не чуя ног, на ходу всё замечал, смекал, угадывал, будто что включилось во мне. Над всем и над собой походя с задором подсмеивался, всё легко, иронически оценивал, моментально ориентировался – тут помогали и хождения того приезда. Была уверенная программа цели, а не беспомощно-суетливое шарение глазами по сторонам. И от этого захватывала восхитительная свобода действий…

В первый день находился в усталь. Но эта усталость не вызывала уныние, как в тот приезд, – в ней был результат: уже семь школ Комсомольска и близлежащих посёлков. Дело пошло.