Близкими людьми они с теткой не стали, но всю жизнь Ольга Ивановна была благодарна Симе за то, что та избавила ее от детского дома.

Тетка Сима прожила до девяноста трех лет, и Лида помнила унылые и скучные поездки на Преображенку. И помнила тетку – высокую, высохшую, с темным лицом. Лида ее боялась.

На кухне мама рассматривала дочкины гостинцы и хмурила брови:

– Лида, зачем? Я что, курицу не могу себе поджарить? Или накрошить винегрет? За пирог спасибо, вечером с чаем.

Лида молчала – вступать в дискуссию не хотелось. Но знала – никакую курицу мама жарить не будет. Как и крошить винегрет. В лучшем случае отварит готовые пельмени, а в худшем – разогреет в микроволновке готовые котлеты.

Выпили чаю. Поговорили. О чем? Да ни о чем. Поругали погоду, посетовали на слабое отопление, обсудили дурацкие телепередачи.

«Странно, – думала Лида, – мама ведь умница, и ум у нее еще ого-го, живой, острый, да и память прекрасная. А разговаривать не о чем». Всю жизнь мама жила работой, и ничто другое ее не интересовало. А когда работа кончилась – кончилась жизнь. Нет, она по-прежнему сопротивлялась – «жизнь – это сопротивление», – гуляла, читала журналы, смотрела кино, иногда делала укладку, подкрашивала глаза. Только все это ей было неинтересно. Кайф был только в работе.

«Теперь у меня одна радость, – грустно усмехалась Ольга Ивановна, – длинные ногти и маникюр! То, чего я была лишена всю свою жизнь. Не смейся, Лида, – раз в три дня перекрашиваю».

После чая Лида стала собираться домой. Чувствовала, что маме хочется остаться одной. Что поделаешь – она давно привыкла к одиночеству. Да и возраст, что говорить.

Задерживать дочь Ольга Ивановна не стала, сухо чмокнула в щеку.

– Ну, давай. Спасибо за гостинцы – сегодня пирую. Да, у тебя все нормально?

Лида кивнула:

– Нормально.

– И слава богу, – мама облегченно вздохнула. – Ну пока!

На улице Лида усмехнулась: «Нормально? Нормально. Ну и слава богу». Действительно – слава богу. Только вот вряд ли у нее все было нормально. Ничего нормального у нее не было. С тех пор, как ушел Сережа.

Лида медленно шла к метро. Ну вот, что называется, навестила. Какая формальность – их общение с матерью! Никакого тепла, никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже когда Лида умирала после ухода Сережи. Тогда мать сухо прокомментировала:

– Знаешь, я ему никогда не доверяла. Приглядывалась к нему и…

– Что – и? – резко спросила Лида.

Мать махнула рукой:

– Да чуяла, что ли. У него было такое лицо, – задумалась мама, – как будто он что-то замышляет.

– Глупость – что-то замышляет. Ох, мама! Все эти годы Сережа был самым преданным, самым нежным и самым любящим мужем, и мне казалось, что счастливее меня женщины нет.

– И куда все это делось, куда ушло? – желчно осведомилась мать. – Ну если все это было?

Куда ушло? Хороший вопрос. А куда уходит любовь? Кто-то может ответить?

– Просто он, мама, влюбился. Такое бывает.

Мать с сомнением покачала головой:

– Не знаю, Лида. Бывает, наверное. Только я знаю одно: есть ответственность. За тех, кто с тобой рядом. Есть семья. В конце концов, любовь не самое главное – порядочный человек из семьи не уходит.

– Хватит, мам, – перебила Лида, – пожалуйста, хватит! И прошу тебя, не делай из Сережи подлеца. Он и сам мучается и очень страдает.

Мать звонко расхохоталась:

– Ну и дура ты, Лида! Страдает, ага! В объятиях новой супруги!

Жестокость – не пожалеть собственную дочь! Женщина, а сочувствия никакого! Папа, папа, кажется, ты был неправ.

После ухода Сережи прошло десять лет. Коротких, как мгновение, и бесконечных, как вечность. И не было дня, чтобы Лида его не вспоминала. Правда, со временем сердце сжималось все реже – действительно, время лечит.