Летом Василий Иванович любил пить чай в увитой плющом беседке. В этой беседке Мостовой принимал гостей, точнее, просителей, или, как он их называл – ходоков. Гостей в общепринятом смысле слова в семье Мостового не жаловали, и на это были веские причины.

Зимой 1937 года молодой и неопытный Вася Мостовой позвал в просторную московскую квартиру друзей и знакомых, чтобы за шикарно накрытым столом весело встретить новый 1938 год. Гости, как водится, пришли, осмотрели Васины хоромы, восторженно поцокали языком и потянулись к закускам. Под звон хрусталя, озорные здравницы и патефонный джаз, вечер пролетел весело и незаметно, а через три дня Василия вызвали в местное отделение ОГПУ. Кому-то из гостей приглянулась Васина квартира, и он накатал на гостеприимного хозяина анонимку. Тогда ему повезло: среди приглашённых Васей гостей был один из руководителей ОГПУ, работавший в центральном аппарате, который и не дал дальнейшего хода анонимке. Василий отделался лёгким испугом, но с тех пор близко к себе никого не подпускал. Друзей у Василия Ивановича не было, были соратники. Да он и не стремился завести с кем-либо дружеские отношения, хорошо зная, как верные друзья и товарищи по работе, попав в подвалы Лубянки, наперебой оговаривали друг друга в несуществующих грехах. Поэтому и не верил Василий Иванович ни друзьям, ни проверенным временем и властью товарищам по партии. Никому не верил опытный аппаратчик Мостовой.

Со временем в сферу интересов Мостового попали такие же, как он сам, недоверчивые, но прозорливые управленцы, выпестованные военным лихолетьем и жёсткой партийной дисциплиной. Они и составили «Ближний круг» – неформальную организацию, бессменным лидером которой являлся Сталинский сокол. А когда три члена «Ближнего круга» по причине пенсионного возраста выпали из руководящей обоймы, Василий Иванович дошёл до самой вершины российской власти, но вернул их на прежние министерские должности. После этого случая старая гвардия ещё больше сплотилась вокруг Мостового и любое его пожелание воспринимала, как приказ.

Премьеру нравилась созданная Мостовым в министерстве атмосфера высокой исполнительской дисциплины и строгой отчётности, о чём он неоднократно говорил на заседаниях правительства. Слушая дифирамбы в свой адрес, Василий Иванович делал непроницаемое лицо и недовольно поджимал губы. Он не любил, когда на его персоне публично заостряли внимание. Уж он-то хорошо знал, как похвала высокого начальства рождает зависть коллег, которая ой как мешает работе!

После пышного юбилея Мостового все ожидали его почётной отставки: уж больно впечатляющая цифра была на поздравительных адресах юбиляра. Однако ничего подобного не произошло. Василий Иванович, как и прежде, продолжал работать без малейших поблажек себе и подчинённым. Видимо, Премьеру нравились высокие показатели в работе министерства Мостового, и кадровики оставили ветерана в покое.

День был по-летнему тёплый и солнечный. Несмотря на конец сентября, осень только вступала в свои права, осторожно касаясь гранатовых кистей рябин и багряных верхушек клёнов. В этот воскресный день Василий Иванович, как обычно, работал на даче. Понятие выходного дня для министра было условным: он просто менял рабочий кабинет в Доме правительства на беседку на дачном участке.

В это воскресенье Мостовой принимал просителей. Желающих заручиться поддержкой Сталинского сокола было много, но в беседку были допущены не все, кто в осеннее утро приехал в Белую дачу. Василий Иванович интуитивно угадывал, кому следует руку подать, кого чаем напоить, с кем иметь продолжительную беседу, а кому и на дверь указать. И дело было не в «табеле о рангах»: Мостовой мог поддержать молодого никому неизвестного сотрудника своего министерства и в то же время отказать в приёме генеральному директору крупного производственного объединения. Стар был Василий Иванович, стар и мудр! Поэтому и ценил людей не за громкие номенклатурные должности, а воздавал каждому по заслугам.