Он надевает сапоги и свой синий плащ, они идут по городу и приходят к дворцу конунга. И Феодор остается у ворот, не смея войти, а Чудин входит во двор, где воины толпятся, собираясь заступить на дневную стражу.

И он хочет, по должности, принять над ними начало, но тут появляется Рагнар в синем, как у Чудина, плаще, встает у него на пути и говорит:

– Нет здесь тебе дела.

Чудин говорит:

– Видно, ты забыл, варяг, что перед тобой Чудин, начальник княжьей стражи.

– Был таков, – отвечает Рагнар. – Теперь начальник стражи конунга я, Рагнар!

Тогда Чудин в бешенстве, что над ним так шутят, выхватил меч и замахнулся на Рагнара – и вдруг слышит:

– Опусти меч, окаянный!

И он видит на крыльце пресвитера Иллариона, и тот смотрит на него гневным взглядом. Чудин не испугался и гордо отвечает:

– Не было, монах, чтобы я опустил меч, разве что был бы на то княжий указ.

Илларион говорит:

– Мне повелел князь объявить свой указ: уходи! И не будет иного указа тому, кто забывает о княжьей службе, хмелю служа, но не господину своему!

Тогда Чудин вспомнил все, что было ночью в покоях конунга, и как проспал ночную и утреннюю стражи, и рука его ослабла, и меч сам опустился. А Илларион еще сказал:

– Много пришлые люди творят безобразий, с них спрос, а с того, кто позорит русское имя, – вдвойне. Изыдь, исчадие ада!

И тут воины бросились на Чудина и вытолкали, как низкого раба, за ворота, и ворота за ним закрылись. Чудин бился в них и сильно колотил кулаками, рубил мечом, но ворота во дворце конунга были сделаны крепко.

Тут появился Феодор-живописец и, видя, что собирается народ, поскорее увел Чудина. И Чудин тогда заплакал, а Феодор сказал:

– Обоим нам, видно, не найти защиты.

Тогда Чудин говорит:

– Есть нам защита. Пойдем.

И вот они идут к берегу Днепра, к дому, где живет Харальд. И видят, что у берега стоит ладья и на нее перекинуты сходни, а по сходням варяги катят на ладью бочки, волокут меха, луки и копья, корзины со съестными припасами. Одноглазый Ульв распоряжается погрузкой, а Харальд, печальный, сидит один поодаль и одет как одеваются люди, выступающие в поход.

Харальд увидел Чудина и говорит:

– Не суждено мне посмеяться над тобой. Вот мой меч, плюнь на него три раза. Но только потом отсеки мне этим мечом голову, потому что я не перенесу такого позора.

Чудин говорит:

– Повинную голову меч не сечет. Лучше, Харальд, помоги мне, как брат, и умилостивь князя в гневе.

– Этого я сделать не могу, – отвечает Харальд. – Лучше мне после вчерашней ночи совсем не видеть конунга.

И он сказал вису:

– И мне, видно, время парус расправлять, – говорит Чудин. – Одна у нас беда, один ответ.

– Охотно возьму тебя, – говорит Харальд, – если это искупит мой должок. Конунг Грикланда зовет меня на службу.

– По мне, – говорит Чудин, – сейчас хоть в Тьмутаракань.

Тут к ним подбегает Феодор-живописец, который до того стоял поодаль и слушал, о чем говорят Чудин и Харальд, и падает Харальду в ноги:

– Христом Богом прошу, возьми и меня с собой, Харальд!

Харальд спрашивает:

– Что за человек?

– Это Феодор-живописец, – отвечает Чудин, – тож горемыка.

Харальд оглядел тщедушного Феодора и спрашивает:

– А какая от него будет польза?

Феодор говорит:

– Я напишу на твоем парусе льва или орла, чтобы все знали, как могуч Харальд.

– Пусть едет, – махнул рукой Харальд, – много места не займет.

Тогда Феодор целует Харальду полу плаща и бросается помогать варягам, грузившим корабль, чтобы все видели, что он не даром ест хлеб, и пока больше не будет о нем речи.