Он смотрит на лежащий на земле велосипед и рядом с задним колесом обнаруживает большой серый камень, едва различимый в траве.

– Вот он, злоумышленник. Наверное, вы повредили шину. Давайте я взгляну. У меня с собой есть ремонтный набор.

Джим перекладывает из одной руки в другую книгу в мягкой обложке – это «Миссис Даллоуэй» Вирджинии Вульф. Книгу он нашел на столике возле постели матери, когда собирал вещи перед возвращением в колледж с осенних каникул, и попросил почитать в надежде лучше понять ее психологическое состояние.

Джим лезет в карман пиджака.

– Спасибо большое, но, думаю, у меня получится… – Пустяки. До сих пор не могу поверить, что владелец собаки даже не оглянулся. Не очень-то вежливо с его стороны.

Он нервно сглатывает, смущенный тем, что она может увидеть в его словах намек: дескать, я-то не такой… Но его вряд ли можно назвать героем дня; ремонтный набор, как выясняется, он забыл. Лезет в другой карман. Затем вспоминает: Вероника. Когда сегодня утром Джим раздевался у нее в спальне, не успев даже оставить в прихожей пиджак, то выложил содержимое карманов на туалетный столик. Потом забрал бумажник, ключи, мелочь. А коробочка с ремонтным набором так и лежит там среди ее бус, колец и духов.

– Похоже, я поторопился. Боюсь, не знаю, где он. Обычно ношу его с собой.

– Даже когда ходите пешком?

– Да. Чтобы быть готовым ко всему, и так далее. И как правило, я не хожу пешком. В смысле, езжу на велосипеде.

Некоторое время они молчат. Девушка отрывает левую ногу от земли и начинает медленно сгибать и разгибать ее. Она делает это плавно и элегантно, словно танцовщица, работающая у балетного станка.

– Не больно?

Он сам удивляется искренности своего любопытства.

– Немного опухла.

– Может, показаться врачу?

Она качает головой.

– Уверена, холодный компресс и порция неразбавленного джина – это все, что мне нужно.

Он смотрит на нее, не понимая, шутит ли она. Девушка улыбается.

– Так вы немка? – спрашивает Джим.

– Нет.

Он не ожидал такого резкого ответа и потому отводит взгляд.

– Извините. Просто услышал, как вы выругались. Scheiße.

– Вы говорите по-немецки?

– По сути, нет. Но я могу сказать слово «дерьмо» на десяти языках.

Она смеется, обнажая здоровые белые зубы. Наверное, слишком здоровые для человека, выросшего на пиве и кислой капусте.

– Мои родители из Австрии.

– Ach so.

– Значит, вы все-таки говорите по-немецки!

– Nein, meine Liebling. Совсем чуть-чуть.

Глядя на девушку, Джим вдруг понимает, как хочет ее нарисовать. Необычайно отчетливо представляет себе эту картину: она сидит на подоконнике и читает, свет, падающий из окна, пробивается сквозь ее волосы; он делает набросок, в комнате светло и тихо, только карандаш скрипит по бумаге.

– Вы тоже изучаете английскую литературу?

Вопрос возвращает его в реальность.

…Доктор Доусон в аудитории колледжа Квинс, трое его коллег-правоведов с безучастными мясистыми лицами небрежно записывают что-то для доклада о «целях и соответствии гражданского законодательства»… Джим уже опаздывает, но его это не волнует.

Он смотрит на книгу в своей руке и отрицательно качает головой.

– Боюсь, нет. Я изучаю право.

– А-а! Я почти не знаю мужчин, которые читают Вирджинию Вульф ради удовольствия.

Он смеется.

– Я ношу эту книгу с собой, чтобы производить впечатление. Отличный способ знакомиться с очаровательными студентками английского факультета. Достаточно спросить: «А вам нравится “Миссис Даллоуэй”?» – и дело в шляпе.

Она смеется в ответ, и Джим вновь смотрит на нее, на этот раз дольше прежнего. В действительности глаза у нее не карие, радужка почти черная, а по краям ближе к серому. Такие глаза были у женщины, стоящей на фоне бледного английского неба, на одной из картин отца; теперь Джим знает – ее звали Соня, и мать не хотела видеть эту картину в их доме.