Терпит, но не уходит. Когда никто не держит и сильно не настаивает. Странно ведь?
– Я фужер
– Не иначе, как Фаберже?
– Богемский хрусталь на тонкой изящной ножке.
– Ценник какой, простите?
– Цена настолько высока, что мало кому по карману.
– Где живешь? Бархатная коробочка, шкафчик из чистого золота?
– За стеклом в старинном антикварном буфете. Высоко на полке.
– Пьют из тебя? Хотя бы по праздникам?
– Вы что с ума сошли? Не только пить, но и касаться меня строго запрещено.
– Спасибо, что предупредила. Падала хоть раз? Вот так на пол. Не смахивал кто по неосторожности?
– Посмотрите на меня. Тонкое стекло ювелирной работы. Если я упаду, сразу разобьюсь. Поэтому меня берегут.
– А вдруг придет сантехник дядя Вася кран чинить. Всякое в жизни случается. А ему что Сваровски, что Фаберже, что стакан граненый, все одно, когда он пить захочет. Схватит тебя грязными ручищами. Он же не знает, что трогать тебя запрещено.
– Ужас какой! С меня сама хозяйка раз в год пыль стирает.
– То есть ты со всякими там рюмками простыми дружбу не заводишь?
– Нет, конечно. У меня каждая грань на вес золота. Прозрачность. Сияние. Неповторимый хрустальный звон.
– Как ты про звон-то знаешь? Кто рассказал? Ведь чтобы зазвенеть, другой нужен. Раз нет другого, то и волшебной музыки нет.
– Нет. Пока нет. Другого нет.
– А хочется ведь музыки звонкой да чистой, что только от соприкосновения звучит?
(молчание…)
– И стоишь ты в своем шкафчике пылью покрытая, с внутренним воплем «хочу-хочу!», а попросить не можешь. Потому как высоко стоишь. И не королевское это дело, о помощи просить.
(молчание…)
– И кто виноват? А виноват тот, кому бы уже догадаться, что еще один фужер надо бы прикупить. А он, бестолковый, не догадывается. Отвлекся. Прозевал. Не доглядел. Следовательно, виноват по всем статьям.
( молчание…)
– И опять мы возвращаемся к мокрым штанам ребенка. Вот как, к примеру, нам узнать, чего ты хочешь, если ты об этом не говоришь? Как догадаться? Ведь уже есть подозрение, что нас назначат виноватыми в том, что ты пришла и ничего не получила?
(молчание…)
– И теперь мы помолчим вместе с тобой. Столько, сколько пожелаешь. Нам торопиться некуда.
(гробовое молчание)
Минут через десять появляется тот, кто не выдерживает и продолжает запущенный процесс. А я отползаю в сторону. Как в анекдоте: «Почему вы любите групповой секс? – Потому что можно сачкануть». И дальше все происходит уже без меня.
– Как ты достала своим молчанием! Как зае**ла всех своим видом! Чего ты тут выпендриваешься? От твоих обоссанных штанов уже воняет за версту, а ты все сидишь и чего-то ждешь. Чего ждешь? Чего сидишь? Либо скажи, чего ты хочешь, либо уходи. Кто тебя здесь держит? Кто тебе чего должен? Кто виноват, в том, что ты обоссалась? Вали давай отсюда! Почему я должна терпеть эту вонь?
Как правило от такой эмоциональной речи «Соня» просыпается и в ее жизни начинает что-то происходить и меняться…
***
4. Наполниться собой
лишь три ноги под будущей картиной
и чистый лист от белизны немой
до той поры ты будешь невидимой
покуда притворяешься другой…
«В лесу родилась елочка»
Знаем ли мы о себе хоть самую малость, обвешивая себя гирляндами, как новогоднюю елку? Задаюсь я вопросом, разглядывая очередной фрагмент метафорического портрета.
– Я елка. Пушистая. Стройная. В лесу расту. Нас таких много. Небо, солнце, зайцы. Маслята, грибники. Снег. Хорошо!
– Значит, песня «В лесу родилась елочка» – про тебя?
– О! Точно! Даже песня про меня есть!
– Кто за тобой ухаживает? Хозяин есть у тебя?
– Хозяин у нас общий – лесник. Он следит за порядком. Чтобы зайцы не погрызли, сугробы не согнули, люди не спилили. Особенно много у него хлопот сейчас, перед Новым годом. Тут нужен глаз да глаз.