Мужчина тихо застонал, а потом попытался подняться.

– Да лежите уже, несносный вы человек! Вам меня ещё до дома довезти надо!

– Убийственная логика… И, судя по всему… – он попробовал потрогать языком щеку, отчего лицо его болезненно скривилось, – удар левой. Признайтесь, вы хотели сломать мне нос.

– Господь с вами, как я могла? Зачем уродовать такие выдающиеся части тела? Откуда мне знать, может у вас кроме него и выдаваться-то больше нечему… – по привычке, как студентам, ляпнула, что взбрело в голову я, и в панике закрыла рот обеими руками.

С опаской проследив, как лицо мужчины из бело-зелёного становится красно-фиолетовым, я осторожно, без резких движений сдвинулась в угол и примирительно произнесла:

– Да ладно вам переживать-то. С вашим опытом и сердцем вообще нельзя…

– Что с моим сердцем? – просипел мой недокалечный муж, пытаясь ловить воздух ртом.

– Ну вот видите! Воздуха уже не хватает. Лежите уж. – Я потянулась к окну и отдёрнула шторку. Тут нашу ненадёжную повозку тряхнуло, и супруг опять сквозь зубы застонал. Я внимательно посмотрела мужчине в лицо, и мой взгляд зацепился за алое пятно, показавшееся под сбившимися кружевами на его груди. Так вон оно что… Обморок, звериный оскал, шатание в храме, безумные эти кружева… Это не китч, это маскировка!

– За что вас так? – нахмурилась я, раздумывая, насколько может быть опасным это свежее ранение, и как долго супруг с ним протянет. Заметила попутно, как боль в руке возвращается горячими, пульсирующими уколами и закусила губу аж до крови.

– Вам незачем знать, – просипел муж, опять предпринимая попытку подняться, которая ему почти удалась. – Меня больше беспокоит, что произошло с вами? – выдавил он сквозь зубы, и я чуть-чуть напряглась. Потому что, в чём именно я прокололась, было пока непонятно. Вот осторожненько и ответила:

– Да то же самое, что и с вами?

Муж хмыкнул и строго приказал:

– Не лгите, Эмеральд! Всё равно делать этого не умеете. И так погрязли во лжи! Бесстыжая вы девчонка!

Фрагменты памяти во мне возмутились, а я сама сильно напряглась. Похоже, до того момента, как Пахрачёв разберётся, как вернуть меня обратно, мне предстоит прилично наприключаться тут. А в том, что Сашка разберётся, я нисколько не сомневалась. Всё-таки мой аспирант заслуженно считался гением. Главное, чтоб меня тут на кол не посадили или не сожгли ненароком. Ляпну ведь что-нибудь вопиющее случайно, типа Земли вокруг Солнца, а они вон люди впечатлительные, они и расстроиться могут.

Поэтому я не придумала ничего лучше, чем отвернуться к окну. Сыграла обиженную девчонку, в общем, буде повод был прекрасный.

Муж, к счастью, разговор продолжать и не собирался, только всё вернее сползал вниз на сиденье и заваливался к другому окну. Так мы и ехали. Со свадьбы. Вероятно помирающий супруг в одном углу кареты, я, «как спелая ягода, в красном», в другом. И смотрели при этом каждый в своё зашторенное окно.

Просто мечта, а не свадьба. Обидно даже. Хотя бы потому, что своей у меня так никогда и не случилось. Теперь вот и чужой насладиться не вышло.

Честно говоря, прямо сейчас меня волновала совсем не показушное это венчание, или как там у них это зовётся? И даже не кольцо, боль от которого слегка притупилась, наверное, оттого, что муж находился где-то в середине пути от полуобморока к глубокому забытью. Нет, меня волновало совершенно не это.

Если я оказалась сейчас здесь, в этом юном и, очевидно, не очень красивом теле, к тому же, помню почти всё, что помнила до моего появления его хозяйка, да и трудностей с речью тоже не было никаких, значит ли это, что в моём теле, куда, скорее всего, попала она, моя память тоже сохранилась в полном объёме?