Без разговоров и предупреждений в драку попыталась вступить таскарская стража. Им не нужно было разнимать всех или спрашивать «Что происходит?», они и наверху всё прекрасно видели, застав финал сражения Тринадцатой с волком-анимагом. Тот, правда, сам в драку сейчас не вступал. Стоял, загораживая Шанти с Ассоль, и взволнованным взглядом следил за взмахами бившихся друг о друга клинков.

Его можно было понять: даже в форме носорога, приблизившись к такой насыщенной стычке, можно было бы лишиться глаз как от своих, так и от чужих. Подобрать удачный момент для рывка на наёмницу у него просто не выходило. Он напоминал сейчас кота, намерившегося прыгнуть дальше собственных возможностей, оценивающего силу прыжка, расстояние, подрагивающего всем своим телом в нетерпении, но и так и не решающегося на активные действия. И у чар-щупалец Лилу дела были не лучше: те тоже не могли просто так взять и схватить изворотливую и вооружённую четырьмя обоюдоострыми лезвиями наёмницу.

Оценив свои силы против такого количества соперников, Тринадцатая сделала в воздухе сальто, перемахнув через монахиню-рыцаря, и, пролетев у той над головой, приземлилась на свои ноги-лезвия уже с той стороны улицы, где не было никого. С противоположного от телеги края.

Резко развернувшись, белокурая леди сделала несколько сосредоточенных пассов руками, сжимая сверкающее своей гравировкой оружие. И, призвав свет на помощь, она соорудила композицию из белых лучей, окружая наёмницу эдакой клеткой. Но прежде, чем эти сияющие линии столкнулись у той над макушкой, Тринадцатая бросила стеклянный шарик с таинственным содержимым, из которого вырвался густой чёрно-фиолетовый дым с едким запахом.

А когда вся эта завеса развеялась, средь лучей никого уже не было. Убийца сумела ловко проскользнуть в узком пространстве меж сближавшимися и смыкавшимися «прутьями», поймав последний момент, когда для её роста и телосложения это вообще ещё было возможно.

– Тю, и след простыл! – присвистнул в недовольстве Аргон.

– Я разыщу! – отважно заявила Лилу и, присвистнув, призвала свою виверну с поводьями, усевшись на спину крылатого ящера и взмыв в небо в попытках углядеть где-нибудь наёмницу.

Бой был окончен. Монахиня и Берн, не глядя друг на друга, практически одновременно с досады опустили свои мечи. Тут уже и Ассоль съехала по брезенту вниз с телеги, как с горки, и Аргон показался из дверей таверны, так и не решившись вылезать наружу через окно. За ним повалили и постояльцы, и местные зеваки. А в некоторых домах неподалёку замаячили огоньки: разбуженные горожане суматошно зажигали свечи и выглядывали, а то и выходили в ночных рубашках и утеплённых зимних колпаках да меховых тапках на улицу, дабы разузнать, что случилось.

Любопытство брало верх над здравым смыслом и инстинктом самосохранения. Однако, кроме мороза, бояться снаружи уже было некого. Куда подевалась Тринадцатая – никому было не ведомо. Могла залезть на крыши зданий или вообще среди них иметь убежище, могла, перемахнув через заборы, дворами отправиться во мрак скудно освещённых кварталов, а могла и вовсе затаиться на каком-нибудь дереве.

– А ноги свои она не взяла, – продемонстрировал гном металлические «сапоги», что принёс с собой из комнаты Ирфана.

Сам визирь вот на улице не показывался, пережидал внутри, но наблюдал через окно. Правда, не со стороны ближайшего столика с миской сухофруктов и почти опустевшим стеклянным бокалом, а со следующего через проход. Держался подальше, вытаращив глаза и суматошно выглядывая наружу, удалось ли и вправду прогнать устроившую покушение девицу.