– Тогда пошли!

– Так значит, получай удовольствия и умей доставлять его другим, – задумчиво произнес Марк.

– Именно так, мой юный ученик! – ты быстро учишься.


***

Остаток вечера был меньшим удовольствием для тела, но большим удовольствием для души. Их горячо встретили в маленькой тесной квартирке с выцветшими обоями и скромной меблировкой. Уют здесь, как таковой, отсутствовал, даже бы сказал, что там было просто по студенчески скудно. Но все-таки, те кто раньше здесь бывал, тепло вспоминал о проведенном здесь времени. Хорошо запомнились клубы тумана от сигарет и марихуаны, плотно висящего под потолком, и два больших белых бюста Сталину и Ленину, с повязанными на их шеях алыми пионерскими галстуками. Словно идолы былой эпохи стояли они на низких, с любовью побеленных колоннах, на фоне красного бархатного гобелена во всю стену. «Наши цели ясны, задачи определены!» гласил коммунистический лозунг желтыми буквами на бархате, наверное еще с шестидесятых.

Кроме наших друзей там оказалось не меньше десятка других гостей. Все они как один молоды, хотя бы душой, все свободолюбивы, и немного повернуты на хипповой восторженной жизни. Вокруг низенького стола, заваленного окурками, бутылками и пачками сигарет, они всю ночь пели под гитару, шутили, смеялись и чувствовали себя как никогда счастливыми, как никогда самыми живыми, настоящими людьми.

На учебу утром друзья не пошли. Уж слишком был большой риск показаться не в самом трезвом виде, но на работу Марк пойти все-таки отважился. Проспав до обеда он направился в общий умывальник и с удивлением обнаружил кроме заплывших красных глаз, отвратительного привкуса во рту и засосов на шее, еще крепкий такой синяк под правым глазом.

– Да ладно! Ты то откуда взялся? – удивился он в слух. Но как он не пытался, так вспомнить ничего не удалось. Разумеется денег тоже совсем не осталось. Из кармана вывалилась мягкая пачка самых дешевых папирос с просыпавшимся табаком, и разумеется куплена она была на жалкие остатки мелочи, добрую половину часа которые собирались по всем карманам прямо перед ларьком.

Вот с таких именно поворотов и начинается настоящая, ощущаемая всеми органами чувств жизнь, потому, что видишь разницу с признаками безмятежного счастья, подумал он.


***

Автодед с серьезным давящим взглядом посмотрел в глаза Марку, в которых все читалось словно с холста, затем мотнул то ли неодобрительно, то ли восклицательно головой и расплылся в улыбке.

– Если тебе понадобится занять денег до получки, то ты не стесняйся сынок, говори сразу, – неожиданно мягко произнес дед.

– Я думаю пока продержусь, но спасибо вам большое, – отозвался Марк.

– А знаешь что, – ты молодец! Надеюсь ты как следует задал трепку тем фрау. Я в своей молодости и сам не был примером для подражания и видишь, вроде не оказался последним поддонком на этой земле. А что до синяка, ну что сказать, мы мужчины и никуда от этого не денешься.

– Все было нормально, – начал оправдываться Марк, – я даже…

– Да не важно, иди домой, отоспись и завтра приходи как обычно.

– Спасибо вам, я обязательно отработаю … – обрадовался Марк.

– Проваливай пьяница и балагур! – шутливо попрощался дед.

Родители.

Но было еще кое что, чем был постоянно озадачен мозг Марка в эти самые счастливые студенческие годы, и отделаться от этого ему никак не удавалось, пока на деле не была поставлена жирная точка. Кто и где все-таки мои родители, упорно спрашивал он себя в самых неожиданных местах.

Достигнув совершеннолетия и вместе с ним обретя некоторые права, Марк принялся письмами атаковать директора приюта, в котором он вырос, пытаясь выведать хоть крупицу информации о них. Но все было без толку. Ответ был совершенно таким, какой он и ожидал получить, а именно, много воды и ничего по делу.