Была ли она красивой – и да и нет. На первый взгляд – непонятной, вот что приходит на ум с самого начала. Молодым и глупым не ясна такая красота, да и она не особо стремилась раскрыть другим свою душу и свой эмоциональный мир, постоянно уткнувшись носом в очередную книгу. Игнорировала она всех и вся, в том числе своих одноклассниц и кандидаток в подружки. Мало того, могла так поступать не скрывая своих намерений.

Однажды какой-то мальчишка за соседней партой решил приударить за ней, и лучшей идеи для этого не нашел, как дергать у нее волосы по одному. Реакция пришла незамедлительно, и положила всякий интерес на лопатки. Она засунула указательный палец в нос прямо на уроке и принялась с невероятным трудолюбием проводить тактильные изыскания. В конце концов на нее просто повесили негласный ярлык фрика и быстро потеряли к ней всякое любопытство.

И Марк знал о ней все тоже самое, что знал любой другой здесь, потому заранее был весьма не высокого мнения о ней. Чего ей сбрендило подойти к нему, когда раньше и без нее все шло не очень хорошо. Лишь несколько позже, когда Марк стал ближе общаться с ней, его мнение круто поменялось. Ее лицо оказалось наполнено живой мимикой, забавной, когда было смешно и выразительно сочувственной, когда обсуждались грустные темы. Над переносицей собирались удивительные складки самых разнообразных сложных рисунков, когда требовалась оценка или выражение мнения. Так было здорово наблюдать как меняется ее лицо. И даже слова были лишними, чтобы понять ее ответы. Но глаза, их цвет и выразительность стоит отметить отдельно. Когда она первый раз взглянула на Марка в полную силу, только тогда он увидел их удивительный васильковый цвет в котором утопал невероятный по своей красоте рисунок. Словно глядишь в иллюминатор на живую, раннее невиданную планету. Сквозь ее фиолетовую атмосферу просматривались безлюдные континенты, горы, облака и между ними широкие просторы синего моря – именно так ее глаза описал про себя Марк.

Потенциал, заложенный в нее родителями был весьма велик. Хотя ее семья была и вправду складная, но ко всей прочей радости ее пытались научить всему и сразу. В три года она начала учиться играть на фортепиано под руководством своей матери и уже в шесть обладала бесчисленными количеством наград за свои навыки. Что-то даже простенькое написала сама. Неплохо знала три языка и обладала энциклопедическими знаниями о птицах. Как личность она казалась много взрослее своих сверстниц, а ее приоритеты вообще заходили далеко за детские рамки. Причиной этому послужило в основном постоянное окружение умудренными жизнью интеллигентными людьми, и в гораздо меньше степени своими одногодками.

Ее внутренний мир тоже впечатлял своим размахом, пусть и открывался далеко не всем и никогда сразу, а был гораздо шире пределов нашей родной планеты. Она могла часами рассказывать о чем-то, что прочитала, что придумала, что ощутила, притом незаметно пришивала какую-нибудь поучительную историю, либо озвучивала странные для ее возраста вопросы, над которыми почему-то приходилось как следует поломать голову. Вслед за ее фантазийным миром вскрылись и безграничные арсеналы всяких разных штучек, умело используемых ею чтобы приближать или отталкивать людей и их интерес. Марк и сам понять-то сразу не сумел, как оказался сидящим на довольно крепком крючке. Весь остальной кусок своей жизни он постоянно спрашивал себя, а что бы было, если бы она не подошла к нему тогда в читальном зале.

Но пожалуй продолжу. Ее родителями оказались молодые и амбициозные ученые-биологи советской закалки. Каждую неделю они собирали большую компанию таких же молодых коллег у себя на квартире, обязательно вместе с детьми, чтобы они с младых ногтей вливались в светскую жизнь, а летом на природе жарили мясо, пели, танцевали, спорили, много спорили, особенно о работе и политике. Палатки, гитары, волейбол, бадминтон, юмор и смех. Кое-кто из их компании обязательно читал свои новые стихи, возмутительно-политические пользовались особенным спросом. Но главное, ее мать и отец очень любили друг друга. Отец, как она помнит, был криворуким и не мог толком гвоздь забить в стену, без того чтобы не испортить саму стену и не поотбивать пальцы. Хотя искусные руки ценились в те времена и в том месте, но этот недостаток он компенсировал какой-то благородной обходительностью и великолепными манерами. Свежие цветы и красивые поступки были частым гостем их жилища. И так называемый «ритуал папа пришел с работы» был самой радостной частью дня.