Гость же тем временем встал и подошел к окну кухни, выразительно глядя на девочку. На подоконнике лежала поваренная книга. Незнакомец утвердительно закивал, и Каля сначала с недоумением взглянула на него, а потом открыла книгу на первой попавшейся странице. Гость очень обрадовался и даже попытался улыбнуться, но чуть не испугал маленькую Калю болезненной гримасой.

Книга была на немецком языке, и когда незнакомец обнаружил это, то, как показалось, сильно расстроился.

– Verstehen Sie Deutsch?1 – спросил Тимофей Степанович.

Незнакомец отрицательно покачал головой.

– Тогда по буквам надо! – воскликнула Каля и повела пальцем вдоль строчки рецепта, который, между прочим, повествовал о способе засолки огурцов, называемого автором кулинарного сочинения «древнеримским» – «Altromegurkeneinsalzverfahren».

Когда Каля дошла до буквы «i» незнакомец утвердительно прикрыл глаза. Затем сделал то же самое на «a», «m», «t», «h» и «е».

– Выпишем это на бумажку, – решил Тимофей Степанович.

Получилось «iamthe».

Такого слова не знал никто, но незнакомец простонал так, что все поняли – дело понемногу, но движется в нужном направлении. И Каля вновь стала отыскивать в рецепте исторической закуски так нужные сейчас литеры.

Спустя некоторое время после продолжающихся одобрительных кивков и постанований на бумажке сложилось: «iamtheenglish» и Тимофей Степанович облегченно вздохнул:

– Ну, теперь ясно – он англичанин… You the Englishman, not thetruth whether?2

Незнакомец утвердительно простонал.

Надо сказать, что такой способ общения, да еще на языке, которым из всех хоть как-то владел только Тимофей Степанович, был не самым легким, но, тем не менее, все поняли, что пришелец – английский летчик, самолет которого был сбит над Францией, а его на парашюте занесло ветром в их горы.

Пока продолжались филологические упражнения, швейцарка нашла нужным хотя бы как-нибудь подвязать с помощью платков сломанные руки падшего авиатора, дабы в них не застаивалась кровь. Попытки же накормить сына Альбиона хлебом и сыром вообще не увенчались успехом. Все его усилия открыть рот больше, чем на толщину пятифранковой монеты были невыносимо болезненны, однако он с удовольствием выпил целый литр теплого молока через макаронину, которую смогли засунуть ему между губ в проем, образовавшийся от потерянного при падении с небес на землю зуба.