Около двух часов Олег уговаривал Николь расширить свои границы страха. Все это время в комнате Ольги горел свет, видимо, она тоже чего-то ждала.

Николь вышла на балкон, пытаясь не анализировать, а почувствовать правильный ответ. Глубоко дыша, она просила подсказки у природы, и несколько раз получила ответ «Да». Но каждый раз, списывая все на случайность, задавала новый вопрос.

– Пусть прогремит гром, если тому нужно быть, – проговорила она, и через несколько секунд так и случилось, вдалеке раздался гром.

И Николь сдалась.

Границы Ольги оказались весьма конкретными и четкими, она согласилась лишь поприсутствовать и понаблюдать за ними в момент сексуального акта, без какого-либо участия. Это были ее условия.

Олега они устроили, и Ольга тут же оказалась в комнате, где все должно было случиться. Она призналась, что ждала какого-то предложения и продолжения вечера.

Николь и Олег были чувственными и страстными любовниками, они знали много сюжетов в прелюдии, поз, чувственных игр друг с другом. Супруги все открыто демонстрировали, как будто играли в своем театре. Театре одного зрителя.

Все, как и договаривались, держались в рамках: наблюдатель так и остался наблюдателем, а актеры честно отыграли свои роли.

Когда спектакль был окончен, все разошлись по комнатам, получив то, что хотели. Олег снял свой страх третьих лиц, избыточный потенциал и напряжение. Ольга получила практику наблюдения за красивым актом, а Николь довольствовалась странным внутренним ощущением, порой окрашивающимся в черные краски и вопросом: «Зачем все это было?»

***

Всем, чтобы жить, проснуться

Однажды нужно умереть

Ногами ото дна упруго оттолкнуться

Расправить крылья, полететь

Чтобы дышать и ощутить границы

Дойти до самого конца себя

Вновь отпустить из клетки птицу

Принять все обстоятельства, любя

Они шли огромными смелыми шагами, ныряя во все, что появлялось на их пути. Силы хватало на то, чтобы адаптировать это затем в жизнь, и вот они приблизились к грани.

Ольга уехала. Николь находилась в комнате, где это происходило, и в ней рождались жуткие и неприятные ощущения. Она смотрела на кровать, все вокруг казалось ей грязным, уродливым, искаженным. В один миг, все эти грани она начала глубоко проживать внутри своего тела. Одна за другой, они окрашивали ее изнутри самыми мерзкими оттенками, что были известны человечеству: изуверства, смерти, «расчлененка», грязь, дерьмо, войны, кровь, насильники, педофилы… Все то, что принято считать в мире самым отвратительным, недопустимым, осуждаемым, низким, черствым, стало играть в ней разными оттенками, заставляя тело кричать от ужаса.

Она рыдала так громко, как не рыдала никогда, она смотрела на свое тело и была всем этим, она пыталась вытащить из себя эту мерзость, выкашлять, выплюнуть, высморкать, разорвать себе грудь и вырвать с корнями это невыносимое ощущение грязи. Она сражалась, боролась, но эти ощущения все сильнее пронизывали ее тело, сознание, показывая, что не собираются уходить.

Николь была сильной, и ее желание очистить себя от этого тоже было сильным. Она кричала, что мир уродлив, что в нем много боли, страданий, что люди невежественны, раз идут познавать это. Она стонала от невыносимости ощущать это внутри себя, она стала всецело этим, а оно стало ей.

Олег взял Николь за плечи и помог дойти до душа, посадил ее на пол и включил холодную воду. Все это время он был рядом, тихо и безмолвно слушал и наблюдал за тем, что происходит. Он был готов поддерживать жену и служить ей в тот момент, когда она проходит глубокие внутренние трансформации.