Он пристально смотрит мне в глаза. Я тоже смотрю в его, не отрываясь… они такие красивые, темно-зеленые, с карими крапинками глубоко на дне. Я погружаюсь в них с головой, на секунду забывая о своем состоянии.

Потом как из тумана:

– …и ты ляжешь, идет?

– Что?

– Я дам тебе аспирин, и ты ляжешь, идет? – повторяет Том.

– Что? Нет, нет… мне нужно идти…

– Куда собралась?

– Я… мне нужно…

– Я вижу, что тебе нужно, – отрезает Том.

Я вдруг пугаюсь. Резко встаю, кидаюсь к двери, но замираю. Мерзкий прилив тошноты сводит скулы. Сдержаться не получается, и меня выворачивает прямо на коврик с надписью «WELCOME!» Перед глазами пляшут звездочки. Том подхватывает меня под руки, и если бы не он, то я бы точно упала.

– Еще тошнит? – спрашивает, направляя мое трясущееся тело в сторону туалета.

– Да…

Приступ рвоты подбирается, как раз когда я оказываюсь рядом с унитазом. Том сгребает в руки мои волосы, и я снова блюю. Потом еще раз. И еще.

Когда это кончается, мы поднимается в спальню, временно назначенную моей. Рвота совершенно не принесла облегчения. Том укладывает меня на кровать и говорит:

– Я сейчас, держись.

Через минуту он возвращается со стаканом воды и таблетками. Протягивает мне четыре, говорит:

– Пей.

– Нет, мне надо идти…

– Да что ты заладила! Заткнись и пей! – раздраженно повторяет он.

– Все со мной нормально! – в том же тоне отвечаю я. – Мне надо идти! Это очень важно!

Я пытаюсь подняться, но Том легонько толкает меня в грудь, возвращая обратно.

– Слушай, думаешь, я не понимаю, что с тобой?! Не выделывайся и пей таблетки! – почти переходит на крик Том.

– Зачем мне так много аспирина?! – вскрикиваю я в ответ.

– Замолчи и не зли меня, – говорит он. – Чего ты такая упрямая, а? Я знаю, что делаю! Пей!

Я беру у него из рук таблетки и через боль проглатываю.

– Вот так. Умница. – Том гладит меня по ноге.

Его пальцы на моей ляжке – единственное, что не отзывается болью. Мне нравится… нравится его рука и то, как он дотрагивается до меня.

– Том, мне так плохо… – хнычу.

– Я знаю. Я вижу, малышка. Я понимаю. Терпи, слышишь? Терпи.

– Умоляю, только не уходи…

Том кивает.

– Обними меня… – говорю.

Он подается вперед и ложится сверху, обхватывая руками. Я цепляюсь за него, как за спасательный круг. Носом утыкаюсь в пространство между ухом и шеей. Его щека колется. От близости с ним сердце стучит еще сильнее, чем до этого, но мне становится спокойнее. Я отвлекаюсь на его запах.

– У тебя сильный жар, – слышу я откуда-то издалека, – скоро станет лучше.

Том баюкает меня, гладит по спине. Я мычу что-то невнятное, вжимаясь в него. Постепенно температура спадает, с меня выходит столько пота, что одежда промокает. Я прижимаюсь к Тому сильно и долго, и он держит меня, не отпуская ни на секунду.

Но потом становится больно. Еще больнее, чем до этого. Я ощущаю в мышцах и костях такую резь, словно внутрь меня закачали бензин и подожгли.

– Отпусти, отпусти меня… – шепчу я словно не своим голосом.

– Что? – Том отстраняется от меня. – Что болит?

– Все… мышцы, – говорю я, а потом протяжно вою, переворачиваюсь и хватаюсь за простыню.

Я не знаю, за что взяться. Болит все, невыносимо сильно, хочется ударить себя или порезать – что угодно, лишь бы не чувствовать это.

– Вставай. – Том переворачивает меня, я брыкаюсь.

– Нет! Больно! Не хочу!

– Мне насрать, что ты хочешь, а что нет, либо сама поднимешься, либо тебя подниму я, – твердо говорит Том.

Я противлюсь, но он от своих слов не отказывается: берет меня, словно мешок с картошкой, закидывает на плечо и тащит в ванную. Там, прямо в одежде, опускает в душевую и включает холодную воду. Она льется на голову, волосы, плечи, потом спускается леденящими струйками по всему телу. Отрезвляет. Я опускаю лоб на колени.