– Правда? А мне лимонный мармелад нравится.

Вот и всё, отодвинулась, сейчас плеваться начнёт.

– Килвин!

– Здрасьте.

Я подскочила, грубо выдернув юбку. Второй тот, что повыше, тот, что с дверь высотой, лениво махнул рукой.

– Постойте. Постойте, пожалуйста. – А он никуда не уходил. – Мне нужно. Возьмите, – я сунула свёрток: письмо, а к нему примотана какая-то чернокнижническая дрянь. Он не взял. – Это вашему брату. Я Анна, меня просили передать, – я лепетала, теряясь в собственных фразах. А он разглядывал меня, то ли с презрением, то ли с сочувствием. – Прошу. Это важно. Его… его, – я замялась, сама не знаю на чём, – вызывают в суд. Я хотела встретиться с мастером Одом, но не смогла его отыскать. И вашего брата, господин, тоже никто не видел, – Что, если он не согласится? Что, если выгонит меня? – Уже неделю, – пробормотала я бессильно.

– Не здесь, – только и ответил брат чернокнижника, и мы вместе, два незнакомца, отправились в самое подходящее для таких бесед место – в питейную на Гончарной.

Весь путь от проходной до бара Килвин молчал. Его пальцы в блестящих черных перчатках быстро-быстро перепархивали от одной пуговицы к другой. Шагал он невероятно широко и быстро, но я поспевала, семенила рядышком, придерживая одной рукой кошку, а другой свёрток. Прохожие с любопытством поглядывали в нашу сторону. Не знаю, что именно их привлекало: кошка, слепая коротко-стриженная девчонка или громадный стражник, смахивающий на белого медведя. Килвин злился, топтал оплёванную плитку, каждым шагом вбивая свой гнев в промозглую, окованную бетоном землю. Я хватала его злость, дышала ею, как дымом дышат, что только не кашляла.

– Откуда вы знаете моего…, – начал он и тут же прервался, – Что он мой брат? Вы знакомы? – спросил он, как будто бы с надеждой. Я кивнула.

– Мы были знакомы прошлой осенью. Навряд ли господин Всеведущий помнит меня, – как и я его, как и я. – Я, – стыдно признаться, – обязана ему работой и…

– Ваша кошка смотрит на меня?

– Что? Да. Простите.

– Да ладно. Просто это странно. Так о чём вы? С прошлой осени, – повторил он сам себе.

– Он посещал обитель.

– Галвин? – похожий на медведя полицейский остановился.

– Он искал переводчика с зильского. Мастер Од…

– Не упоминайте при мне этого ублюдка. Пожалуйста.

– Хорошо, – на мёрзлой мокрой улице стоим, а душно. – Простите.

– И полно извинятся.

– Простите.

– Сударыня! – Он улыбнулся мне? – Не стоит так нервничать, мы не в участке и не на заседании ложи. За пару прямых фраз арестовывать я вас не стану. Повторите лучше своё имя, в этой сумятице…

– Анна Веда, – выпалила я быстрей, чем он закончил.

– Веда? Вы не местная? Или это псевдоним? Если так, то вы не обижайтесь, затея дерьмовая! – жарко начал он, – Ведьма в наше время…, – умолк, запнулся, – ничего хорошего не значит, – и стушевался.

– Ну, как сказать, – всё равно не поверит. – Я выросла, неподалёку, в храме, там не давали фамилий. А Веда, – это брат ваш меня так назвал. Галвин. Чернокнижник. Он! – Не думаю, что это имеет значение. Мы говорили о вашем брате. Вы бы не могли бы передать ему? – я снова указала на свёрток.

Он отмахнулся.

– Да-да. Галвин уезжал из Карильда! Поразительно! Он был в храме, и как там, гнев богов на него не пал? Ну, по всей видимости, нет. Отыскал переводчика с зильского. Позвольте один нескромный вопрос, что это за язык такой? И почему Оду потребовалась слепая монахиня?

– Я не… – Да этот Килвин такой же мерзавец, как и его брат! – Не ваше дело! Прошу! – Вот ведь! – Возьмите и оставьте меня в покое! Ваши дрянные отношения с братом меня нисколечко не волнуют.