Время шло, а в Рите никто ничего не обнаружил. Парня у нее не было, вернее, они так часто менялись, что не запоминались лица, не говоря об именах. Клевавшие на деньги разочаровывались: чтобы присоседиться к рогу изобилия, следовало право на доступ отработать. Учитывая результат, оно, видимо, того не стоило.

– Прогуляемся? – По примеру только что ушедшей Анфисы, Рита кивнула на уходившую во тьму береговую линию.

– Из меня плохой собеседник, тебе лучше найти другого.

Считая себя королевой, Рита не могла понять, что «подданным» плевать на ее благосклонность.

– Почему ты думаешь, что мне нужен именно собеседник?

– Для иных развлечений найдутся лучшие варианты.

Девушка улыбнулась:

– Мозги не видно, зато хорошо видно, когда их не хватает. У тебя их столько, что даже видно. А мозг, как говорила одна весьма любимая мужчинами актриса, «это мой второй любимый орган».

– Уже поздно. – Нику надоели игры. – Я не в настроении, хочу спать, и резинки у меня нет.

Глубокие глаза Риты помутнели.

– До этой минуты я была о тебе лучшего мнения.

Нервным шагом худенькая фигура удалилась обратно в палатку. Ник снова остался один.

Вдали показался прыгающий свет. По приближении он сначала разделился надвое, затем исчез – не желая будить спящих, водитель выключил фары. К лагерю машина подползла едва слышно и заняла позицию, чтобы вид перегораживала палатка Бизончика.

Как ни старались прибывшие сделать это тихо, на звук вылезла Фаня и отправилась поговорить с сестренкой. Главный вопрос – где разместятся Толик и Луиза – до сих оставался подвешенным.

На обратном пути Фаня заметила Ника.

– Они останутся спать в машине, – сказала она то, что волновало обоих.

Ник без сил опустился на корточки. Фаня так же присела рядом. Боль каждого не нуждалась в объяснениях, ничего не надо было говорить, оба все понимали. Его любимая – с другим. Ее любимый – с другой. Общая боль связывает сильнее общей радости.

Ник вдруг понял, что оставаться один сейчас не может. Идти в палатку к Рите и новым проблемам? Увольте.

– Погуляем? – Он показал Фане на подсвеченный месяцем берег.

Только что отказался идти туда с Ритой. Но был там с Анфисой. Потому что Анфиса сказала: «Мне плохо. Тебе тоже плохо», и это сблизило.

Фаня молча поднялась и взяла его под руку.

Они брели вдаль, словно дети, которые потерялись в бесконечности мироздания. Спутница прижималась все сильнее, шаги подстроились, ноги теперь двигались синхронно.

– Коля, за шашлыками говорили, что на Земле был рай, который кончился каким-то катаклизмом, и что человек – вирус. Как думаешь, что будет в будущем: возвращение в рай, или у планеты сработает иммунитет?

– Если человек – вирус, то одновременно и лекарство. Он сам себя уничтожает в количествах, которые не снятся антибиотикам.

– Значит – рай? Ну, если человечество все сделает правильно?

– Чтобы что-то правильно сделать, сначала нужно научиться правильно думать, и по правильным желаниям принимать правильные решения.

Ник поморщился: ну и формулировочка. Но Фаня мысль уловила и даже сделала вывод.

– Достаточно, чтоб все думали правильно, это и был бы рай.

– Скажу больше и короче: достаточно, чтоб все думали.

Оба снова замолкли.

Они шли по линии разграничения песка и травы. Во время сильного ветра сюда доходили волны, а сейчас сухой песок поскрипывал под ногами, озерная гладь поблескивала и подмигивала. Тишина пыталась дарить покой, которого жаждали души.

Ник взялся за вторую из волнующих тем, чтобы на время забыть о первой.

– Ничего странного вокруг не заметила?

– Для меня в этом мире все странно. Странно, что я еще не свихнулась.