– Вы в самом деле затеваете что-нибудь серьезное, Назар Назарович?

– Делами я никогда не шучу, да, полагаю, и вам не до шуток, – строго ответил на это Мустафетов. Затем, обращаясь к швейцару, распорядился: – Пока этот барин у меня, никого не пускать; всем говори, что я уехал; конечно, кроме Ольги Николаевны. Ну-с, прошу покорно! – обратился он опять к Смирнину.

Но и в своей «хате», которая оказалась роскошно убранной квартирой, Мустафетов не сразу приступил к пояснениям, а приказал слуге подать чаю.

Смирнин сидел как на угольях.

– Успокойтесь, – обратился к нему Мустафетов, заметив это чрезвычайное волнение, – мое дело от вас не уйдет; от вас зависит последнее слово, быть ему или не быть.

Слуга поставил на стол множество самых разнообразных сластей, до которых Мустафетов был великий охотник, подал чай и удалился.

– Вам покрепче или средний? – спросил гостя Назар Назарович, наливая чашку.

Смирнину было решительно все равно. Разве это теперь могло интересовать его? Но, чтобы ответить хоть что-нибудь, он рассеянно проговорил:

– Средний, пожалуйста.

Мустафетов, методично продолжая свои хозяйские обязанности, передал гостю чашку, пододвинул к нему некоторые коробочки со сластями, затем позаботился о самом себе и лишь тогда спросил:

– Квитанционные книги, стало быть, постоянно бывают в ваших руках, Иван Павлович?

– Постоянно. Но в чем суть?

– Вы все еще не догадываетесь?

– Как же я могу догадаться?

– Странно! Я, кажется, давно догадался бы. Дело очень просто! Я хочу предложить вам следующего рода небезвыгодную комбинацию: этот вклад четырехпроцентной государственной ренты на полмильона, который вы сравнительно недавно вписывали в книгу, надо будет нам получить.

Смирнин побледнел – до того стало ему жутко и холодно от охватившей его разом лихорадочной дрожи.

Мустафетов, заметив силу произведенного на гостя впечатления, постарался вывести его из состояния столбняка. Он достал из внутреннего бокового кармана сюртука бумажник и стал рыться в нем так, что собеседнику сразу бросились в глаза пачки крупных сторублевых кредиток. От этого зрелища Иван Павлович только завистливо вздохнул. Не обращая внимания на это, Мустафетов разложил на столе хорошо знакомый Смирнину большой лист бумаги с крупно отпечатанными наверху словами «Вкладная квитанция» и спросил:

– Мне хотелось бы знать, Иван Павлович, такие ли квитанции выдаются у вас в банке «Валюта» на любые суммы, даже и на полумильонные?

– Все из одних книг, хотя бы вклад был на целый мильон или на два, – ответил Смирнин.

– Так что вот этот номер наверху, означающий порядок страницы по книге, лицом, вписывающим вклад в книгу, всегда ставится от руки? Не правда ли?

– Да, всегда от руки. У нас квитанционные листы потому не пронумерованы печатно, что при записи легко может произойти ошибка, и тогда пришлось бы выдавать квитанции с помарками, что, конечно, нельзя допустить; зато при отсутствии номера мы просто уничтожаем испорченный лист и выдаем новый.

– Отлично-с! Ну, а книги у вас в банке не подразделяются по суммам вклада? Нет ли у вас, например, одних книг на сотни, других на тысячи, третьих на десятки тысяч, а там уже на сотни, что ли, тысяч?

– Книг у нас, конечно, много, и каждая из них под литерой, – пояснил Смирнин. – Вот и на вашей вкладной квитанции под номером значится литера «К»; это означает: ищи в книге «К», а номер является номером порядковой страницы. Но так как мы записываем иногда одновременно за несколькими столами вклады нескольких лиц, то каждый из служащих нашего отделения берет для записи первую попавшуюся под руку свободную квитанционную книгу. Вследствие этого вы можете найти в каждой отдельной книге записи самых разнообразных сумм: сто рублей рядом с мильоном.