– Что такое? Ничего не понимаю! – воскликнул совершенно ошеломленный молодой человек.

Околоточный повторил свое заявление и предъявил постановление следователя.

– Но ведь это недоразумение! – снова воскликнул Лагорин, даже улыбаясь – до того сама мысль показалась ему нелепой.

– Там уж у следователя вам придется по порядку показать, – ответил околоточный и, видя, что на Лагорина словно столбняк напал, прибавил: – Уж потрудитесь собраться. Как-никак, а ехать надо.

– Но что же это такое?.. Господи Боже мой, что же это такое? – беспомощно и растерянно повторял бледный Анатолий Сергеевич, хватаясь то за один, то за другой предмет. – Главное ведь то, что я никакого Козел-Горского даже не знаю и в глаза никогда не видал! Разумеется, я слышал эту фамилию, которая часто поминается в скаковых отчетах, но с графом никаких дел не имею… – Но вдруг ему так ясно стало, что произошла просто какая-то путаница, которая, едва он объяснится с судебным следователем, моментально разъяснится, что он сразу почувствовал себя легко и бодро. – Это недоразумение! – сказал он. – Я сейчас оденусь и поеду.

– Уж поехать-то нам с вами вместе придется, господин Лагорин, – сказал околоточный надзиратель.

– Вместе так вместе, – согласился уже совсем успокоившийся Анатолий Сергеевич.

Бодрость духа не покидала его в пути, ни даже в здании окружного суда; томительно было только ожидание, продолжавшееся там очень долго: хотелось все поскорее разъяснить. Наконец его позвали.

Судебный следователь, был еще молодой человек, в особенности по отношению к занимаемому им ответственному посту. Впрочем, он только исправлял должность, и для начала на него возлагались такого рода дела, которые по первому взгляду считались несложными и до простоты ясными.

Лагорин вошел несколько развязно и с выражением уверенности на лице, что все разъяснится в два слова. Но именно эта-то развязность и уверенность с первого же взгляда предубедили малоопытного юриста, который принял их за игру, фальшь, наглое комедиантство и подумал: «Меня этим не проведут!» – и строго и внушительно начал задавать свои вопросы.

Сперва требовалось исполнить обычные формальности: записать звание, имя, отчество и фамилию, чин, место служения, был ли судим. Затем уже начался допрос:

– Вы хорошо знакомы с графом Козел-Горским, известным спортсменом?

– Вовсе незнаком, – ответил Лагорин.

– Вот как. Но все-таки вы, может быть, слышали когда-либо это имя?

– Как же, слышал.

– Стало быть, лично вы с графом незнакомы. Но, может быть, вы с ним когда-либо виделись, имели какое-нибудь дело?

– Никогда и дел не имел.

– Странно! Но что именно вы слышали о графе? – продолжал следователь, начиная иронически и недоверчиво улыбаться.

– Я слышал, что граф Козел-Горский богат, что он содержит удивительную скаковую конюшню; говорят, он очень добр и чрезвычайно щедр.

– Хорошо-с. Итак, на первый мой вопрос вы отвечаете, что графа Козел-Горского вы лично никогда не знавали, дел с ним никаких не имели, а только слышали от сторонних лиц о его богатстве и щедрости. Так прикажете понимать ваше показание? Да? А лошадей вы графу не продавали?

– У меня их и не было никогда.

– Ну-с, а откуда или через чье посредство вы проведали об учете векселей почетным гражданином Герасимом Онуфриевичем Онуфриевым?

– Он сам пришел ко мне.

– Ого! Как же это он сам к вам пришел, без зова, без знакомства? – и следователь придал выражению своей насмешливой улыбки еще немного горечи. Он пристально всматривался в лицо обвиняемого, потом слегка покачал головою с видом особого сожаления и продолжал: – Что же, могу я узнать, как, зачем, с какою целью, по какому поводу пришел к вам почетный гражданин Герасим Онуфриевич Онуфриев?