– Кому ты пишешь? Защите детей? – спросил Фрэнк. Майя одарила Фрэнка испепеляющим взглядом.

– Правила для Джорджии, – Фрэнк мельком увидел некоторые: среди них было «не разговаривать». У Джорджии не было шансов. Джимми, единственный, кто пришел в восторг от нового порядка, взял Джека за руку:

– Можешь занять верхний ярус на кровати. Он лучше. Или нижний? Какой хочешь?

Джек пожал плечами, опустив голову, прячась за длинной черной челкой.

– Я хочу спать в своей комнате с мальчиками, – сказала Джорджия.

– Там нет места, – сказал Фрэнк.

– Есть, такое же, как тут, на полу.

– Теперь это комната мальчиков, – сказал Джимми.

Джорджия его стукнула.

Лиззи потащила Фрэнка в его кабинет, он же сарай в глубине заднего двора, единственное место, где бы их не подслушали. Ночь была холодной. Трава хрустела от мороза.

– Как ты мог так поступить со мной? – спросила Лиззи. Фрэнк был ошеломлен ее яростью.

– Это была чрезвычайная ситуация. И ты любишь Джека.

– Конечно, люблю, но мы трещим по швам. Мы и так не справляемся.

– Джек – взрослый парень, он нам очень поможет, – просиял Фрэнк, довольный своей находчивостью. – И ему нужна мать.

– Она у него есть, – сказала Лиззи. – И два отца. Избыток родителей.

– У Полы сейчас полная катастрофа, а Томми в Индии. Джек несчастен. И напуган. – Фрэнк обнял Лиззи. – Ты действительно хорошо ладишь с детьми. Ты ему нужна.

– Тебе следовало сначала спросить меня.

– Ты бы сказала «нет»?

– Ты принимаешь меня как должное. – Ее глаза заблестели в темноте. В последнее время было трудно понять, на какие из ее слез следовало обратить внимание. – Я видела Беа.

– А-а-а-га? – голос Фрэнка стал немного выше обычного. – Она тебе рассказала, что… произошло? – Лиззи стояла неподвижно, оценивая его. Временами он побаивался ее, особенно когда не мог предвидеть, что она скажет или сделает.

– Это было унизительно.

– Могу себе представить. Подожди. Унизительно для тебя? Или для меня?

Лиззи одарила его взглядом, от которого он почувствовал себя грязью.

– Для нас обоих. Хорошо, я понял. Слушай. Я сделаю все, что хочешь, чтобы это исправить. Скажи, что мне сделать?

Казалось, она обдумала это, но затем, как ему представилось, поняла, что ничего нельзя сделать, чтобы все исправить.

– Я тебя люблю. Я схожу от тебя с ума. Ты лучшее, что когда-либо случалось со мной. – Он говорил серьезно.

– Ой, заткнись, Фрэнк.

Он обнял ее за талию. Она вздрогнула и удержала его на расстоянии вытянутой руки:

– У тебя руки ледяные.

Ева и Лиззи сидели на лучшей скамейке на детской площадке, с которой было хорошо видно их четверых малышей, но достаточно удаленной, чтобы о них можно было забыть. Листья на деревьях поменяли цвет, и на золотом фоне дети представали в ностальгическом свете, крайне далеком от истины: трое младших были голодны и капризничали, Джорджия дулась на скамейке, турники заржавели, а на качелях не хватало сидений.

– Так вот что произошло, по словам Фрэнка? – спросила Ева.

– Он утверждает, что до сих пор не помнит.

А Фрэнк сообразительный.

– А что насчет тебя и Конора? – спросила Лиззи. Ева почувствовала, как замирает.

– А что насчет нас?

– Вы до чего-то дошли?

– Лиззи. Что происходит в Вегасе, остается в Вегасе.

Лиззи повернулась к ней:

– Нет. Просто нет.

Ева не могла рисковать и лгать Лиззи. Та всегда ее ловила. Когда она была на четвертом месяце беременности девочками, Лиззи оказалась единственной, кто проигнорировал ее радостные заверения, что она очень рада близнецам, и спросила, как она на самом деле себя чувствует. В то время Лиззи была просто очередной мамой ученика. «Не хочу показаться грубой, – сказала она, – но, честно говоря, дорогая, вы выглядите так, будто вот-вот разрыдаетесь». На этом Ева растаяла и призналась, что она никогда в жизни не была так напугана. Все это совершенно нелепо. Два ребенка одновременно? Как она должна сохранить им обоим жизнь? Ева не помнила, что ответила Лиззи, чтобы ее успокоить, но Ева полностью ей поверила. Джорджия у Лиззи была дикой счастливой малышкой, восьмилетняя Майя – разговорчивой прелестью, и Лиззи наслаждалась ими. Она пообещала помочь Еве сохранить жизнь ее детям. Вскоре после этого Лиззи забеременела Джимми, и изжога с геморроем скрепили их дружбу. К тому времени, когда шесть месяцев спустя Беатрис забеременела Фиа, у них уже была своя группа для мам и малышей.