Пальцы сами нашли струны, и лютня тихо запела, подчиняясь движениям музыканта. Крепкая хватка на горле Миколы разжалась, и Мара повернулась к певцу:

– Ты мне понравился. Спой что-нибудь, и тогда я, возможно, никого больше сегодня не убью.

Вот теперь Арахелю действительно стало не по себе. Тем не менее он ударил по струнам и запел:

Если хочешь выпить мёду…

– Нет, так не пойдёт, – покачала головой Снежная Дева и легонько надавила на кинжал, приставленный к паху парня. Тот зашипел от боли, – спой мне то, что действительно хочешь сказать.

Это стихотворение давно вертелось в голове у эльфа, и певец ещё не пробовал наложить его на музыку. И сейчас, медленно перебирая струны, он начал неуверенно, негромко:

Вставай, мой друг, взгляни на гор вершины

Заря ущелья красит цветом алым

Там грозные рождаются лавины

И гордые ветра берут начало…

Ледяной кинжал опустился, и монстр, терроризировавший всю деревню, вмиг перестал выглядеть страшным. Теперь это была обычная девушка с очень бледным, усталым лицом, худенькая и дёрганная, странно уязвимая. Она слушала певца завороженно:

Смерти не жди от бурлящей реки —

Волей твоей усмиряются воды;

Забудь про века беспросветной тоски

Ведь впереди будет только свобода…

Тихонько цзынькнул лёд, и клинок выпал на деревянный пол из рук, ослабевших от глубокого чувства. Певец посмотрел в глаза Снежной Девы – живые, человеческие глаза – и понял, что околдован. Но понял, что это взаимно. Девушка тонет в его глазах точно также, как он тонет в её холодных глубоких очах. Поэтому продолжал:

Дай руку мне – пойдём навстречу солнцу

Пойдём навстречу ласковой заре

И если в тебе что-то отзовётся —

Дай руку мне, дай руку мне…

– Дай руку мне, – улыбнувшись, повторил Арахель, и последние аккорды затихли на лютне.

И в этот момент Микола ударил. Ударил девушку-монстра в живот, сбил с ног, и остальные мужики тотчас бросились на неё. Меся кулаками, грязно ругаясь. Арахель вздохнул и потянулся за луком, который всегда носил за плечами, да вот только его помощь Маре не понадобилась.

Торжествующие крики и брань превратились в вопли боли, и один за другим селяне повалились, пронзённые ледяными клинками. Из горы покалеченных тел медленно восстала Снежная Дева, бледная, прекрасная в своём разлетающемся голубом одеянии.

– Я не хотела нарушать наш уговор, – хрипло сказала она.

– Это не твоя вина, – понимающе кивнул Арахель.

– Свидимся ещё, – махнула рукой девушка и выскользнула из кабака. Арахель остался один, в окружении растерзанных, покалеченных и шокированных людей.

Медленно он убрал лук и, накинув капюшон на плечи, поспешил к выходу. Уже у порога его поймал за плечо тот самый селянин, который рассказывал ему о девушке.

– Куда ты пойдёшь на ночь глядя, певец? – спросил мужик. Губы его слегка дрожали от пережитого страха, но он даже не был ранен – видимо, благоразумно предпочёл не лезть в драку. – Пойдём ко мне, переночуем…

Арахель кивнул благодарно и устало. Отдых бы ему не помешал.

В бедной чёрной избе мужика толкались и кричали дети мал мала меньше, не шумела только одна четырёхлетняя девочка: она с невероятно серьёзным видом качала в люльке младенца. Хозяйка и свекровь пряли при неярком свете лучины. Хозяин провёл гостя в горницу и махнул на лавку:

– Тут спать будешь. Прости, не для эльфов спальное место, но на полатях спят мальцы мои…

– Всё хорошо, – улыбнулся Арахель, – я привычный. Чай не первый год странствую.

Он прилёг, и, глядя в потолок, спросил у хозяина:

– Что случилось со Снежной Девой?

Хозяин закряхтел, присаживаясь. Сказал грустно:

– Помню, как она родилась. Гринька-то счастливый был, а уж его жена души не чаяла в девочке. Росла Машенька как цветочек, в любви да заботе. Только вот её мамочка грустила, что не получается сделать девочке братика или сестрёнку. Наконец ей посоветовали травы, которые вроде как помогают в этом… кхм… деле. Выпила она эти травы, да померла… неделю только промучилась. Осталась Машенька сироткой в десять годков. Гринька пару лет страдал да пил беспробудно. Мы девчонку кормили, ухаживали за бедняжкой. Жалко её… Но потом Гринька за ум взялся, жинку новую нашёл. Настасья баба решительная, сразу его под себя подмяла. И была у Настасьи дочка, Марфуша. Мерзкая девка, гулящая, никто её замуж не брал. Ты её сегодня в кабаке видел.