Смотрит Николка, а невдалеке от мельницы – конюшня обветшалая, из которой доносится конское ржание. Подбежал к ней, заглянул внутрь, и увидел своего коня, который стоял привязанный, с мешком на голове. Обрадовался он, вывел коня и, положив седло, поехал на нём обратно к деревне. Мужики следом за ним идут, друг перед другом своей смелостью да удалью бахвалятся. Лишь один Николка, слушая их, молча про себя усмехается. Вернулись они домой на закате, а по деревенской улице идёт десятский из царской дружины с двумя ратниками, каждый при сабле и бердыше. Десятский в трубу трубит, ратники в барабаны бьют.

Как собрался народ от мала до велика, десятский развернул бумагу казённую и начал читать царский указ:

– Царь-государь Дементий Премудрый велит всякому храброму да удалому прибыть к его двору, дабы сослужить ему службу верную. Напало на наши края чудище небывалое о трёх головах, на коне железном. Кто его сумеет одолеть – получит великую награду.

Стоят мужики, меж собой о чём-то гомонят, всё подсчитывают да прикидывают – идти ли им на службу царскую, или пока что погодить? Уж никто и не вспоминает свои недавние речи хвастливые. А Николка подошёл к десятскому, спрашивает:

– А скажи мне, служивый, что за награду царь обещает?

– Три сундука золота, – начал загибать пальцы десятский, – если кто не из родовитых – титул князя светлейшего, а в придачу, во владение – богатый город торговый и сто деревень вместе с ним.

– Ну, это мне подходит! – сказал Николка. – Поеду, попытаю счастья. Чай, чудище-то не страшнее оборотня будет?

Услышали это люди, стали его отговаривать: дескать, не ходил бы ты на службу тяжкую и опасную! А мы бы тебя старостой выбрали, избу бы новую всей деревней сладили, невесту подыскали наилучшую с приданным богатым… Но не польстился Николка на эти посулы, поклонился людям и сказал им на прощание:

– Когда по нашему царству разгуливает страшное чудище, неся смерть и разорение, к лицу ли мне прятаться за печкой и думать о корысти? А ну, как, сюда оно к нам нагрянет? Что тогда делать будем? С ним в сравнении, гляди-ка, и волк-оборотень пташкой-синичкой покажется. Нет, люди добрые, не останусь я здесь. Коль уж выбрал дорогу ратную, назад пути для меня уже нет. Может статься, и голову сложу. Значит, так тому и быть. Не поминайте лихом!

Запрыгнул он в седло, и поскакал из деревни в сторону большой дороги, что ведёт к стольному граду. Весь следующий день провёл он в пути – ехал вдоль нив цветущих, вдоль дубрав тенистых, по лугам зелёным. Потом – ещё день, ещё день… Хоть и резвый конь у Николки, а целых пять дней он добирался. И конь устал, и сам он утомился, как будто все эти дни отработал на сенокосе. А когда добрался до столицы, остановился на холме, залюбовался городом с куполами золотыми, с башнями высокими, с теремами богатыми, с воротами серебром обшитыми. Правда, пригороды, что вдоль стен городских тянулись, оказались ничуть не богаче той деревни, где он вырос. Стал Николка думать, куда бы ему определиться на постой. Едет он по посадской улице меж деревянных изб, а по дороге идёт старуха с большой вязанкой дров. То ли сама обессилела, то ли вязанка тяжеловата оказалась, да только споткнулась она и упала. И нет бы, прохожим помочь ей подняться. Куда там! Кое-кто ещё и насмехаться начал. Рассердился Николка, сказал этим пустосмехам:

– Эх вы! И не стыдно над старым человеком потешаться? А ну, прочь отсюда зеваки, не то – плетью всех попотчую!

Зеваки тут же – кто куда, а Николка спрыгнул с коня, помог старухе подняться, спрашивает её:

– Что ж, бабушка, такую ношу на себя неподъёмную взгромоздила?