Увы, в течение всего года этому кавалеру выпадало несколько дней, когда он мог наслаждаться обществом обожаемой дамы. Только в редких случаях дамы могли показаться на людях: на придворных торжествах, церемониях, приёмах или на зрелищах аутодафе. В такие моменты официальный кавалер мог стоять рядом со своей дамой и ухаживать за ней, естественно, соблюдая правила и нормы поведения и морали. При этом даже в присутствии короля он мог оставаться в шляпе, подобно грандам. Как уверял французский посланник Берто, это объяснялось крайне изощрённой галантностью: они хотели таким способом продемонстрировать, «что их дамы, которым они себя посвящали, имеют в отношении их такие же права, как король в отношении своих подданных, то есть могут позволить им не снимать головной убор».

– И ещё этот недостаток любезности объясняют тем, – добавляет он, – что кавалеры пребывают в таком упоении, до того поглощены любованием своей дамой, что не могут даже и подумать о том, что находятся в шляпе в присутствии королевы.

В остальные дни года кавалер мог кружить вокруг дворца и ждать, когда его дама на мгновение покажется у окна. Тогда с помощью жестов он мог признаться ей в любви, что по испанским правилам делалось так: кавалер доставал из кармана платок, прикладывал его к губам, потом ко лбу, затем прикладывал его к сердцу. Согласно воспоминаниям графини д'Ольнуа, томящийся таким образом влюблённый стонал и вздыхал настолько громко, что его можно было услышать издали. Чтобы всё-таки получать и какое-нибудь физическое наслаждение, они подкупали хирурга, который пускал кровь придворным дамам, и тот выносил им платок, пропитанный кровью обожаемой госпожи.

В XVII веке среди придворных также вошло в моду самобичевание во время Великого поста. Мастера монашеской дисциплины преподавали им искусство розги и ремня. Спектакль самобичевания кавалеры устраивали под окнами возлюбленных. Их искусство не было лишено своеобразной эстетики: плети были перевиты лентами, полученными на память от дамы, и верхом элегантности считалось умение хлестать себя до крови одним движением кисти, а не всей руки. Предмет любви, извещённый заранее, украшал свой балкон коврами, зажигал свечи и сквозь приподнятые жалюзи ободрял своего мученика. Если же кавалер встречал свою даму на улице, то старался ударить себя так, чтобы кровь брызнула ей в лицо, – эта любезность вознаграждалась милой улыбкой. Случалось, что соперники, сопровождаемые лакеями и пажами, встречались под окном дамы, во имя которой взялись истязать себя. И тогда орудие бичевания превращалось в орудие поединка: господа начинали хлестать друг друга плетьми, а лакеи колотили друг друга факелами. Более выносливый вознаграждался брошенным с балкона платком, который с благоговением прижимался к ранам любви.

– …кающийся садился за стол вместе со своими друзьями, – утверждает современник. – Каждый по очереди говорил ему, что на людской памяти никто не совершал самобичевания с большим изяществом: все его действия преувеличивались, особенно же счастье той дамы, в честь которой он совершил свой подвиг.

Таким образом, служба даме была высокой честью и наградой.  Тот, на кого падал выбор, осыпал свою госпожу изысканными подарками. Графиня д'Ольнуа рассказывает, что во время её пребывания в Испании множество кавалеров из-за этого разорились. Но самой большой удачей для них были выходы королевы в сопровождении своих фрейлин.

– Тогда любовники, которые всегда были очень ловки, вспрыгивали на подножку кареты, чтобы развлечь их беседой. Когда королева возвращалась поздно, они велели нести перед каретой, где были их дамы, сорок или пятьдесят свечей из белого воска, что создавало очень красивое освещение, особенно если карет было несколько, и в каждой по несколько дам.