Одет он был, что называется, «с иголочки», но с мозгами у него было далеко не так прекрасно, а с воспитанием просто из рук вон плохо. «Я бы тоже этого грубияна ни к какому приличному обществу и близко не подпустила, как, наверное, и делал его отец», – высказала своё возмущение Долорес. Не от него ли пряталась Дора и не его ли приезда боялась?
Хорошо, что ему пришлось заткнуться, так как приехали распорядители похорон и вызвали Дору на церемонию прощания, которая состоялась в ближайшей церкви. На эту церемонию прибыли солидные люди, на фоне которых Невилл приуныл и затерялся. Их было больше, чем на юбилее, но Долорес ни с кем не удалось познакомиться, так как Дора попросила её остаться дома и позаботиться о приготовлении трапезы, на которой после похорон появились только близкие друзья, уже знакомые Долорес раньше.
Причина такого поведения Невилла вскоре выяснилась. Вчера, в первой половине дня, за сутки до того, как Долорес пришла в контору к Алексу, было оглашено завещание сэра Уэндерли, в соответствии с которым всё имущество покойного, в чём бы оно ни заключалось, переходило к его вдове.
И сын сэра Уэндерли, словно почуявший, что ему здесь ловить совершенно нечего, сразу куда-то пропал. Но миссис Уэндерли, нашедшая утешение в обществе Долорес, как будто бы и не заметила его исчезновения. Пока Долорес оставалась в её доме, вдова чувствовала себя гораздо спокойнее. Да и Невилл Уэндерли не посмел бы напасть на них обеих.
– Скажите, – вмешался Алекс. – В этом завещании сын покойного никак не упоминался?
– Там была приписка, сделанная совсем недавно, – ответила Долорес. – Согласно которой, если миссис Уэндерли будет иметь какое-то отношение к насильственной смерти своего мужа, то наследником становится его сын. Но, поскольку имело место самоубийство, и покойный в своём предсмертном письме никого из родственников не винил, то эта приписка не была принята во внимание. Хотя обвинение вдовы в смерти мужа Невиллу было бы только на руку.
– Почему Эдвин добавил эту приписку? – задался Алекс вопросом, на который Долорес не могла ответить. – Чем вызвано смягчение завещания, пусть и весьма условное, в пользу сына? Эдвин начал подозревать, что его хотят убить? Впрочем, доведение до самоубийства не меньшее преступление, чем убийство… Как вы думаете, если бы Невиллу удалось узнать что-то такое о миссис Уэндерли, что не делало ей чести, он бы смолчал?
– Вряд ли. Он показался мне человеком порывистым, можно сказать, «без тормозов», а такие личности часто совершают поступки, о которых впоследствии жалеют.
– А что это за люди, так называемые «проходимцы», о которых сэр Уэндерли упоминал в своём последнем письме?
– Их уже задержала малайзийская полиция по подозрению в мошенничестве, – сообщила Долорес о том, что успела узнать от лондонской полиции. – К сожалению, эти люди, выступая от имени фирмы Уэндерли, привлекали средства честных предпринимателей, а вкладывали их в преступный бизнес. В результате счета компании арестованы, выписан огромный штраф. Местные следователи, я имею в виду людей, расследующих махинации вокруг фирмы Уэндерли, хотели поговорить и с сэром Уэндерли, но не успели. Как вы думаете, эти арестованные полицией люди могли бы сообщить нам что-то важное?
– Боюсь, что это мелкие сошки и они не скажут, что стоит за этим мошенничеством, чьи именно интересы…
Закончив рассказ, Долорес открыла папку и разложила перед удивлёнными Алексом и Ральфом свои рисунки, на которых были изображены и сам сэр Уэндерли, и его жена, и его сын, и даже гости, приехавшие на его день рождения и заставшие только мёртвое тело именинника.