Долорес не могла с ней согласиться. Ей встречались разные мужчины. Некоторые из них были не лишены благородства.

– Расскажите о характере вашего мужа, пожалуйста…

В памяти Долорес отложилось, что Дора Уэндерли испытывала большое уважение и благодарность к своему мужу за то, что два года назад обрела покой и защиту. Вот только в чём эта защита заключалась, если он постоянно был в отъезде?

Чтобы успокоить её, Долорес принялась рассказывать о семье своих родителей, о спокойном деревенском уюте, о прогулках в сад, общении с соседями, но Дора продолжала твердить о том, что она потеряла, не допуская и мысли о том, что со смертью мужа она могла и что-то приобрести.

Наверное, у Доры и в самом деле до этого была нелёгкая жизнь, раз она так ценила то, что на поверку оказалось столь непрочным и зыбким. Непохоже, чтобы ей было комфортно и сейчас. А если так, то почему она настолько редко выходит из дома? Даже по дому она перемещается с большой неохотой. Долорес обратила на это внимание, когда обходила вместе с Дорой отмытые, освобождённые от старой рухляди и сразу посветлевшие комнаты перед приездом гостей. Хозяйку, судя по всему, произошедшие перемены не особо-то и впечатлили. Она смотрела на окружавшие её вещи, как смотрят на чужое. Всё её поведение было похоже на поведение узницы. Долорес тогда расстроилась и спросила Дору:

– Ваи не понравилось, как мы поработали?

– Очень вам признательна за работу, но дело в другом. Каждый хоть иногда скучает по своему родному дому.

Где же родной дом Доры? Дора переводила разговор на другие темы, лишь только заходила речь о её прошлом. Она предпочитала молчать о том, как жила до знакомства с Эдвином. Никакие уловки со стороны Долорес не помогали выйти на откровенный разговор о тех временах…

В дверь комнаты Долорес постучали. Служанка сообщила Долорес, что миссис Уэндерли попросила её зайти, и Долорес, поспешив выполнить просьбу, увидела, как Дора ходит из угла в угол, словно не зная с чего начать.

– Милая мисс Макнил… Не знаю, хватит ли у меня сил сказать вам то, что я должна сказать. Я боюсь, что вы меня неправильно поймёте. Я попала в западню, мне нужно рассчитаться с неотложными долгами, и чтобы из неё выбраться, мне придётся сократить некоторые расходы. Возможно, я не смогу больше пользоваться вашими услугами. А вы были так добры ко мне, и я не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарной. Возьмите это от меня в подарок…

Дора сняла дорогой браслет со своей руки и протянула его Долорес. Девушка отшатнулась.

– Вы извините меня, миссис Уэндерли, я не смогу это принять. Это слишком…

«Как ей сказать, что она не понимает ценности своих вещей? Если она примется их раздаривать, то вскоре окажется и в самом деле в сложной ситуации. Но если ей прямо сказать об этом, она обидится. Наверное, ей никогда не приходилось зарабатывать себе на хлеб и пробиваться наверх, как приходилось мне. Не удивлюсь, если окажется, что она не держала в руках живых денег и не знает, как ими распоряжаться. Её нельзя оставлять, иначе слетятся стервятники. Сократить расходы? Я помогу ей в этом!» Долорес решила снова «надавить на жалость», использовав тот же приём, что и с Норманом:

– Мне и идти-то некуда… Я готова вам помогать от самого чистого сердца, не получая никакого жалования, только не гоните меня.

– Помогать мне? Вы же здесь сойдёте с ума от тоски… Впрочем, как вам будет угодно.

Вдова продолжала о чём-то думать, тут же забыв о существовании своей гостьи, и иногда из её уст вырывались восклицания:

– Зачем я встретилась на его пути? Я приношу только одни несчастья!