В элите бело-голубой.
Уныло тянутся обозы,
Бредут разбитые полки,
С опушки старые берёзы
Им смотрят вслед из-под руки.
Мы не жалеем побеждённых,
Ждём только лучших перемен.
Грядёт весна, пора влюблённых
И новых строк, и новых тем!
КОКТЕЙЛЬ МОЛОТОВА
– Да-а, дорог нынче керосин!
Сказал мой дед и чиркнул спичкой.
– Одна бутыль и танк один.
Вдруг пуля тенькнула синичкой
И больно клюнула в плечо,
Пробив насквозь сукно шинели,
И сразу стало горячо,
Вот только руки ослабели.
Но кто-то справа подхватил
В стекло упрятанное пламя,
И ветер радостно завыл
И превратил железо в знамя.
Поля седые пачкал дым,
Струились траурные флаги.
Мой дед не умер молодым,
Он от Москвы дошёл до Праги.
ОРДЕН ПОСМЕРТНО
Дед ордена не надевал,
Но в «скрыне» россыпью лежали
Чуть потускневшие медали,
Суровой тяжести металл.
«За что?». Он пожимал плечом
И уходил от разговора,
Смотрел чуть сверху, без укора
И делал вид, что ни при чём.
Я был в репейнике рождён
И не щадил у деда нервы,
Ведь первый орден в сорок первом
Был похоронкой подтверждён.
Её моя скрывала мать,
Договорившись с почтальоном,
И вопреки земным законам
Всех убеждала – Надо ждать.
Чита. И няни шепоток:
– Уж отошёл бы. Только мука.
Но смерть свою разжала руку,
Оставив в теле коготок.
Осколок был ничтожно мал.
Он о себе напомнил деду,
Когда тридцатую Победу
Народ советский отмечал.
До Сталинграда пехотинцы получали ордена, в основном, посмертно.
АРКАША
Не все в дурдоме – дураки…
Аркаша – человек без ног,
С глазами полными тоски,
Седой, красивый словно бог.
Он в лётной курточке шевро
Открытый солнцу и ветрам,
Как медь не портит серебро.
Его не портит старый шрам.
И пусть лукавая страна
Не хочет видеть горьких лиц,
Не носят птицы ордена,
Но помнит небо гордых птиц.
Аркаша – пациент психбольнцы с. Крольчатник, высланный из столицы «дабы не омрачать видом своим»
Ас-лётчик. Обеспечивал безопасность Северных конвоев, Кавалер множества советских, английских и американских орденов и медалей.
ПЕРЕД БОЕМ
У штрафников разведка боем,
Раздали ружья и штыки,
В траншеях перед высотою
Не гренадерские полки.
Сидят в линялых гимнастёрках
И порыжевших сапогах
Галимов, Бабиков и Тёркин,
Чеченец, русский и казах.
Но не слыхать разноголосья,
И в термосах не тронут спирт,
Они пока ещё колосья,
И пулемёт немецкий спит.
Они поднимутся с ракетой
И понесут по полю мат.
Крестьяне, дворники, поэты
В высоком звании – Солдат.
Пойдут упрямые цепочки
По направлению штыка,
Где шьёт МГ косые строчки
И взрывов плотная река.
Ну а пока в окопах тихо,
Сигнала ждёт святая рать.
Сказал хохол: «Нехай им лихо,
Два раза нам не умирать».
РАЗВЕДКА БОЕМ рассуждение на тему
6 мая 2018 в 9:42
До девятого мая ещё несколько дней, а свистопляска уже началась. «Праздник со слезами на глазах»… Слёз не вижу, а тупое бахвальство так и прёт. Гордимся победой, не нами одержанной. Кичимся подвигами, не нами совершёнными. Что за низость ставить в заслугу наши потери? «Можем повторить» – модный стикер на иномарке. Что повторить? Форсирование Днепра? Взятие Киева к 7 ноября? Штурм обречённого Берлина к светлому праздничку 1 Мая? Смерть, кровь, страдание миллионов. Люди жизнь отдавали, чтобы это не повторилось.
Мой друг Жарков ушёл на фронт семнадцатилетним пацаном. Воевал в пехоте, после ранения стал танкистом. Одну войну закончил в Праге, другую в Китае. За особые заслуги получил десять лет колымских лагерей. В связи с преждевременной кончиной вождя, отсидел только пять. Вот что он говорил.
«Самое жестокое и бессмысленное, что я видел на войне, это разведка боем силами одной пехотной роты. В сорок третьем штрафники едва ли не сровнялись числом с обычными войсками. Полководцы среднего калибра получили дармовой материал для своих „тактических“ операций. Без должной подготовки, без поддержки артиллерии рота бросалась в пекло. Взлетевшая ракета служила сигналом своим и предупреждением врагам – атака. Два немецких МГ, выставленных на бруствер, безжалостно выкашивали быстро редеющие цепочки. С закрытых позиций летели мины. Через пять минут бой стихал, и только крики и стоны раненных доносились до окопов. Уцелевшим помогут ночью.»