Так вот, чтобы ускорить процесс догорания углей, соседка с первого этажа противоположного нам подъезда приспособилась выгребать недогоревшие угли из печки в ведро, которое ставила в уборной на деревянный пол. Однажды пол загорелся, и это могло кончиться фатально для всего дома. Был страшный переполох. Как только жильцы поняли, что к чему, все стали в срочном порядке выносить из квартир свое добро на улицу, а мягкие вещи сбрасывали прямо из окон. Мы с Ритой были одни, мать уехала в Москву, и соседи втянули нас в общий психоз. Однако было непонятно, что нужно вынести, а что – хрен с ним, пусть пропадает. На наше всеобщее счастье пожарные сработали оперативно и профессионально: примерно через час пожар загасили, и мать прибыла уже к шапочному разбору. От огня пострадали, да и то частично, лишь две квартиры. Как это водится в подобных случаях, возле дома собралась большая толпа зевак. И странное дело: ни у кого ничего не пропало.

Но был в Серебряных Прудах и настоящий пожар. Он случился 30 апреля какого-то, уже не помню, года, накануне майских праздников. Было жарко, и дул ветерок. И заполыхали «Курдюки» – большая слобода на той стороне Осетра с домами, крытыми соломой. Никто не знает, где начался пожар, и по какой причине, да это уже не имело значения. Прибывшие две пожарные машины качали воду прямо из реки и поливали крыши еще не занявшихся пламенем домов, чтобы жильцы успели вынести из них свое добро, в то время как горевшие дома спасать было бесполезно – они сгорали за считанные минуты. И так, несмотря на самоотверженную работу пожарных, за пару часов все Курдюки сгорели дотла, от домов остались только печи да печные трубы. Жар от огня ощущали даже мы – зеваки, собравшиеся на другом берегу Осетра.

Однажды, после окончания четвертого класса, нас повели в лес – в организованном порядке, под звуки пионерских горнов и дробь барабанов. Все мы были пионеры, с красными галстуками. Начались школьные каникулы, и это воодушевляло. При входе в лес начинались овраги, где снег еще не стаял до конца. И общему взору предстало странное зрелище: в овраге собрались сотни, если не тысячи оттаявших лягушек и затеяли свою лягушачью свадьбу. За всю оставшуюся жизнь я не видел столько лягушек. Мальчишки бросали в них камни, но это не давало никакого эффекта: для лягушек мы как бы не существовали; они продолжали отмечать свой праздник весны. Учителя и пионервожатые увели нас с этого места в лес.

За эти четыре года, проведенные в Серебряных Прудах, в нашем «стандартном» доме были две смерти, и оба раза умирали молодые. Первым погиб мальчик Петя. Ему было 15 лет, и как-то в апреле, в теплую погоду, он немного полежал на земле. Этого оказалось достаточно: у парня начался туберкулезный менингит, который не сразу удалось распознать. Эта болезнь часто скрывается под другими личинами и может до какого-то времени принимать, например, облик брюшного тифа – болезнь серьезная, но редко бывает смертельной. Но даже если бы распознали вовремя и начали лечить, надежда на выздоровление была призрачна: до начала использования стрептомицина туберкулезный менингит излечивался крайне редко.

Причиной другой смерти был банальный подпольный аборт. На первом этаже нашего дома жила семья: молодой офицер, его жена и два их сына 4-х и 2-х лет. Эти мальчики всегда играли вместе и держались обособленно от прочей детворы, а их мать – миловидная женщина – к вечеру часто выходила из дома в ожидании возвращения своего мужа со службы. По-видимому, она не очень была загружена домашними делами, а прочих у нее не было. Так вот, какая-то малограмотная баба сделала ей аборт, ибо аборты были официально запрещены. И женщина истекла кровью. Она не сразу обратилась за помощью, и медицина оказалась бессильной.