Хэдли присвистнул.

– …но, если Мэнган ничего не приукрашивал, случай это странный. Я довольно хорошо знаю Бойда Мэнгана, он несколько лет жил в доме напротив. Славный малый, много колесил по миру, и воображение у него, как у всех потомков кельтов, чересчур развитое. – Он ненадолго умолк, вспоминая смуглое лицо друга и его приятную наружность, несмотря на некоторую небрежность в одежде, его медлительность при взрывном темпераменте, импульсивную щедрость и простодушную улыбку. – Хотел сказать, он сейчас в Лондоне работает в «Ивнинг бэннер». Сегодня утром я случайно встретил его на Хэймаркет. Он затащил меня в бар и выложил всю историю. А потом, – продолжил Рэмпол, желая польстить, – когда он узнал, что я знаком с самим доктором Феллом…

– Черт побери, – перебил Хэдли, смерив его своим пытливым, проницательным взглядом, – давайте ближе к делу.

– Хе-хе, – вмешался довольный доктор Фелл, – помолчите-ка, Хэдли! Очень интересно, продолжайте, мой мальчик.

– Так вот. Судя по всему, он большой поклонник то ли лектора, то ли писателя по имени Гримо. Кроме того, он по уши влюблен в дочь этого Гримо, из-за чего стал уважать старика еще больше. У этого лектора и компании его друзей есть обычай ходить в паб рядом с Британским музеем. И несколько вечеров назад там случилось нечто, потрясшее Мэнгана до такой степени, что вряд ли выходка обычного маразматика могла бы стать тому причиной. Пока старик рассказывал то ли о трупах, восстающих из могил, то ли о чем-то не менее жизнерадостном, к ним вошел высокий странноватый на вид парень и начал нести чепуху о себе и о своем брате. Мол, будто они на самом деле умеют выбираться из могил и летать по воздуху как пушинки. – (На этом моменте Хэдли презрительно фыркнул и перестал следить за историей с прежним вниманием; доктор Фелл, наоборот, продолжал с любопытством смотреть на Рэмпола.) – Судя по всему, на самом деле вся эта странная речь была завуалированной угрозой профессору Гримо. В конечном счете незнакомец пригрозил, что его брат в ближайшем будущем наведается к старику. И что самое странное, Мэнган клянется, будто Гримо, хоть и пытался сохранить спокойствие, буквально позеленел от страха.

Хэдли усмехнулся:

– Добро пожаловать в Блумсбери! Ну и что с того? Не так уж трудно напугать впечатлительного старика…

– В том-то и дело, – нахмурившись, перебил доктор Фелл, – что Гримо совсем не такой. Я довольно хорошо его знаю. Более того, вот что я скажу, Хэдли: вам не понять, насколько это все странно, если вы незнакомы с ним. Пф-ф. Ха. Продолжайте, друг мой. Чем все закончилось?

– Гримо ничего не сказал. Более того, он разрядил напряжение, обернув все в шутку, так что безумие рассеялось. Почти сразу же после ухода незнакомца к двери паба подошел уличный музыкант и заиграл «Отважный юноша на летящей трапеции»96. Вся компания разразилась смехом, и здравый смысл восторжествовал. Гримо улыбнулся и сказал: «Ну что ж, джентльмены, нашему ожившему трупу придется проявить еще большее проворство, если он рассчитывает улететь из окна моего кабинета».

После его слов все окончательно решили забыть о произошедшем. Однако Мэнгану стало интересно, кем был этот незнакомец, этот «Пьер Флей». Флей дал Гримо визитку, на которой было написано название театра. Мэнган его запомнил и на следующий день наведался туда якобы для того, чтобы написать заметку для газеты. Театр был расположен в Ист-Энде и оказался паршивеньким мюзик-холлом с дурной репутацией, где ежевечерне давали представления варьете. Мэнгану не хотелось случайно столкнуться с Флеем. Он завязал разговор со смотрителем сцены, который познакомил его с акробатом, выступавшим перед Флеем. Бог знает почему, этот акробат придумал себе псевдоним Великий Паяцци, хотя он, вообще-то, ирландец, причем весьма ушлый. Он-то и рассказал Мэнгану, что из себя представляет Флей в глазах артистов.