Для того, чтобы подняться нужно было простейшее волевое решение, которые мы принимаем сотни раз на дню, но Ким давно не способен был и на это. Он ничего не решал, он просто поднялся, спустил ноги в воду и, не глядя вниз, пошел к дверному проему, ведущему в коридор. Остановившись в нерешительности, Ким оглядывал плохо освещенное пространство. Вода была по всей конюшне на одинаковом уровне. В уборной она поднялась настолько, что угрожала смешаться с содержимым ватера и вынести его наружу, хоть это мало бы навредило и без того сомнительному состоянию квартиры. Не было смысла заглядывать на кухню, предполагая там аналогичную ситуацию. Кроме того, не хотелось видеть загаженный тараканами обеденный стол и встречаться с упрекающим взглядом пустого холодильника, отключенного на прошлой неделе и тоскливо разинувшего пасть. Дверь в бывшую спальню была закрыта с момента последнего семейного скандала и отъезда жены и дочери. Там всё оставалось нетронутым, и теплилась надежда, что если дверь не открывать, то таким оно и останется, не потревоженное водой, как всё остальное снаружи.

Вода по брюкам поднялась почти до колен. Нельзя сказать, что Киму это не доставляло определенного удовольствия. Прохлада снимала напряжение и успокаивала похмельный синдром. Он выловил проплывавшее мимо древко от швабры и стал колотить в потолок, пока у него не затекла шея, и не защемило между лопатками. Ждал ли он результата? Скорее всего, нет. Он не ждал ничего.

Раздвигая болтавшийся повсюду мусор, он стал пробираться к входной двери. С видимым усилием нажал ручку, удерживая дверь, опасаясь, что вода хлынет на лестничную площадку. Ничего подобного не произошло. Дверь не была вытолкнута потоком наружу, даже когда Ким перестал её придерживать. Более того, она не поддалась, даже когда он стал на неё надавливать, словно кто-то стоял с другой стороны, подперев спиной.

Споткнувшись о кусок наждачного камня, валявшегося на полу, вернее, теперь уже на дне, Ким пошатнулся, отступил и чуть было не грохнулся в воду. В последний момент он ухватился за шкаф, но не смог выпрямиться, сбитый с ног волной. Входная дверь открывалась, словно в замедленном действии, выгибаясь всем своим существом, не столь прочным и устойчивым, чтобы сопротивляться силе, давившей снаружи. Стена воды, высотой в человеческий рост, стремительно ворвалась в сообщающийся сосуд квартиры, за считанные секунды поднявшись Киму до пояса, плеснув ему в лицо и грудь. Он непроизвольно заслонился руками, словно защищаясь от внезапного нападения, не сразу поняв, что именно сейчас произошло. Облизав губы, почувствовал соль и привкус йода. К руке прилипло что-то холодное и живое. С брезгливостью, которая может показаться странной для опустившейся на дно личности, стал отряхивать руки. В воду плюхнулась небольшая желтобрюхая рыбка с черной поперечной полоской и тут же присоединилась к стайке своих сородичей, суетившихся между штанинами.

Он всё ещё надеялся проснуться, очнуться, отрезветь. Где-то глубоко внутри почувствовалось шевеление ростка паники. Ким подумал, что если так будет продолжаться, то скоро он снова пообещает самому себе бросить пить и отправится в лечебницу, что случалось не единожды, хотя всякий раз неминуемо завершалось рецидивом.

Он стоял, подняв обе руки вверх, готовый сдаться в плен, но выжить. Пахло морем и страхом. Ким не умел плавать.

Вдруг ему очень захотелось жить. Не потому, что он осознал ценность своего существования, но, вероятно, это был единственный природный инстинкт, неподвластный даже разъедавшей личность алкогольной зависимости.